– И что ты потребуешь взамен?

– Беспрекословное повиновение.

– Убирайся к дьяволу со своим предложением! – прорычал Конан. – Я не желаю быть марионеткой. Я добыл корону своим мечом. Кроме того, не в твоей власти покупать и продавать трон Аквилонии по собственному хотению. Королевство еще не завоевано; проигранное сражение еще не означает поражения в войне.

– Ты воюешь не только против мечей, – ответил Ксалтотан. – Разве меч сразил тебя в шатре перед битвой? Нет, это было дитя тьмы, бродяга из внешнего мира, пальцы которого горели холодом черных просторов, заморозившим кровь в твоих жилах. Холодом настолько сильным, что он обжигал, как раскаленное железо! Или ты считаешь случайностью то, что воин в твоих доспехах повел своих рыцарей в ущелье? Или случай обрушил на них скалы?

Конан молча пожирал его глазами, чувствуя, как по спине у него ползет предательский холодок. Его варварская мифология изобиловала колдунами и магами, и любому дураку было ясно, что сейчас перед ним сидит не обычный человек. Конан нутром чуял в нем нечто такое, что выделяло его среди остальных, – ауру чуждых времени и пространства, дыхание седой и зловещей древности. Но не в его характере было сдаваться без боя даже такому врагу.

– Утесы обрушились по чистой случайности, – агрессивно заявил он. – Да и любой воин устремился бы в ущелье на его месте.

– Не совсем так. Ты, например, не пошел бы туда. Ты бы заподозрил ловушку. Ты вообще не стал бы переправляться через реку, пока не убедился бы в том, что немедийцы действительно обратились в бегство. Ты бы не поддался внушению даже в разгар битвы, не потерял рассудок и не бросился бы очертя голову в расставленную тебе ловушку, как поступил менее опытный и стойкий воин, выдававший себя за короля.

– Если все это было спланировано заранее, – скептически хмыкнул Конан, – если действительно моей армии была уготована ловушка, то почему твое «дитя тьмы» не убило меня в шатре?

– Потому что я хотел взять тебя живым. Не нужно быть колдуном, чтобы догадаться: Паллантид пошлет другого человека в твоих доспехах сыграть твою роль. Мне нужно было захватить тебя живым и невредимым. Ты еще можешь мне пригодиться. В тебе есть жизненная сила, которая превосходит хитрость и ловкость моих союзников. Ты – плохой враг, но можешь стать хорошим вассалом.

Конан лишь яростно сплюнул вместо ответа, но Ксалтотан, не обращая внимания на его гнев, взял с соседнего столика хрустальный шар и поместил его перед собой. Он не держал его в руке, как и не положил на что-либо, но шар неподвижно повис в воздухе, словно покоился на железном пьедестале. Конан презрительно фыркнул, но фокус произвел на него впечатление.

– Хочешь узнать, что происходит в Аквилонии? – поинтересовался колдун.

Конан не ответил, но его напряженная поза говорила сама за себя.

Ксалтотан уставился в дымчатые глубины шара и заговорил:

– Сейчас вечер следующего дня после битвы при Валькии. Прошлой ночью большая часть армии стала лагерем у Валькии, хотя некоторые отряды рыцарей продолжали преследовать бегущих аквилонян. На рассвете армия свернула лагерь и выступила на запад через горы. Просперо с десятью тысячами пуатанцев находился в нескольких милях от поля сражения, когда на рассвете встретил первых спасающихся бегством. Он шел маршем всю ночь, надеясь присоединиться к основным силам до начала сражения. Будучи не в состоянии остановить и собрать остатки разбитой армии, он отступил к Тарантии. Не останавливаясь, меняя усталых коней на свежих, захваченных у населения, сейчас он приближается к столице. Я вижу его усталых рыцарей, их покрытые пылью доспехи и поникшие флажки, когда они понукают утомленных коней. Я вижу и улицы Тарантии. Город охвачен паникой. Откуда-то горожане узнали о поражении и гибели короля Конана. Толпа обезумела от страха, крича, что король умер и что теперь некому повести их на немедийцев. Гигантские тени наползают на Аквилонию с востока, и небо почернело от стервятников.

Конан от души выругался.

– Это всего лишь слова. Последний уличный оборванец может пророчествовать не хуже. Если ты увидел все это в своем стеклянном шарике, то ты лжец и подлец! Просперо удержит Тарантию, и бароны придут ему на помощь. Конт Тросеро Пуатанский правит королевством в мое отсутствие, и он загонит этих скулящих немедийских собак обратно в конуру. Что такое пятьдесят тысяч немедийцев? Аквилония проглотит их. Они больше никогда не увидят Бельверус. При Валькии был захвачен всего лишь Конан, а не Аквилония.

– Аквилония обречена, – невозмутимо ответствовал Ксалтотан. – Она будет покорена копьем, топором и огнем; если же им это не удастся, против нее выступят силы темных веков. Как обрушились скалы при Валькии, так рухнут и ее обнесенные стенами города и горы, если в том возникнет надобность, и реки выйдут из берегов, затопив целые провинции. Но будет лучше, если меч и тетива одержат победу без помощи магии, потому как постоянное использование могучих заклинаний способно привести в действие такие силы, от которых содрогнется вселенная.

– Из каких же глубин ада ты выполз, черная собака? – прорычал Конан, глядя на колдуна. Киммериец непроизвольно содрогнулся; он ощущал присутствие чего-то невообразимо древнего и злобного.

Ксалтотан поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то. Казалось, он начисто позабыл о своем пленнике. Затем он нетерпеливо тряхнул головой и равнодушно взглянул на Конана.

– Что? Ах, да, если я отвечу тебе, ты мне не поверишь. Но беседа с тобой меня утомила; мне легче разрушить укрепленный город, нежели облечь свои