– Помолчи! – резко оборвал его Паллантид.

Снаружи рассвет гасил звезды. С вершин налетел пронизывающий ветер, принесший с собой рев тысяч труб. При этих звуках по телу короля пробежала дрожь. Жилы у него на висках вновь вздулись, когда он напрягся, пытаясь разорвать невидимые путы, сковывающие его.

– Наденьте на меня доспехи и привяжите меня к седлу, – прошептал он. – Я еще успею возглавить атаку кавалерии!

Паллантид покачал головой, и оруженосец дернул его за рукав.

– Милорд, если армия узнает, что король поражен неизвестным недугом, мы пропали! Только он мог привести нас к победе сегодня.

– Помогите мне уложить его на возвышение, – ответил генерал.

Они повиновались и совместными усилиями уложили гиганта на меха, накрыв его шелковой накидкой. Паллантид повернулся к пятерым оруженосцам и долго всматривался в их бледные лица, прежде чем заговорить.

– Никто и никогда не должен узнать о том, что произошло в этом шатре, – проговорил он наконец. – От этого зависит будущее Аквилонии. Пусть кто- нибудь из вас приведет мне Валанна. Он – капитан пеллийских копейщиков.

Оруженосец, которого он выбрал, поклонился и выскочил из шатра, а Паллантид повернулся, глядя на поверженного короля. Снаружи ревели горны и рога, гремели барабаны, и громовой рев тысяч глоток взлетал к рассветному небу. Вскоре оруженосец вернулся с тем офицером, которого пожелал видеть Паллантид, – высоким мужчиной, крепким и широкоплечим, сложением очень похожим на короля. Как и у Конана, у него были густые черные волосы. Но глаза у него были серыми, и чертами лица он ничуть не походил на короля.

– Его величество поразила неизвестная напасть, – коротко обронил Паллантид. – Тебе оказана большая честь; ты наденешь его доспехи и поедешь во главе армии. Никто не должен знать о подмене.

– Это честь, за которую любой воин с готовностью отдаст жизнь, – запинаясь, проговорил капитан, ошеломленный подобным предложением. – Клянусь Митрой, я сделаю все, чтобы оправдать доверие!

И, пока король глядел на них горящими глазами, в которых отражались горькая ярость и унижение, оруженосцы сняли с Валанна кольчугу, шлем с забралом и наголенники, после чего помогли ему надеть кирасу Конана из вороненой стали, шлем-салад[17] с забралом и прикрепили к нему на гребень темный плюмаж в виде расправившего крылья дракона. Оруженосцы накинули ему на плечи шелковую накидку с золотым львом на груди и перепоясали его широким ремнем с золотой пряжкой, на котором висел тяжелый меч в шитых золотом ножнах, с рукоятью, украшенной драгоценными камнями. Пока они облачали капитана, снаружи трубили горны, звенело оружие и раздавался многоголосый рев тысяч глоток – это отряды занимали свои места у реки.

Закончив переодевание, Валанн в полном вооружении преклонил колено перед фигурой на возвышении, опустив голову в шлеме с плюмажем.

– Ваше величество, клянусь Митрой, что не посрамлю доспехов, в которых пойду сегодня в бой!

– Принеси мне голову Тараска, и я сделаю тебя бароном!

В чрезвычайных обстоятельствах налет цивилизации слетел с Конана, словно шелуха. Глаза его вспыхнули бешеным огнем, и он заскрипел зубами от свирепой ярости и жажды крови, как истинный варвар с киммерийских гор.

Войско Аквилонии уже выстроилось в боевой порядок, копейщики и рыцари в блестящих доспехах сомкнули ощетинившиеся клинками ряды, когда из королевского шатра появилась огромная фигура в черной броне. Гигант поднялся в седло черного жеребца, которого держали под уздцы четыре оруженосца, и армия приветствовала его ревом, заставившим содрогнуться горы. Они потрясали мечами и колотили рукоятями клинков о щиты, выражая восторг при виде своего короля, – рыцари в позолоченных доспехах, копейщики в кольчугах и легких шлемах, лучники в кожаных куртках с длинными луками в левой руке.

Войско на другой стороне реки пришло в движение, спускаясь по пологому откосу к воде; их доспехи сверкали в легкой дымке, что клубилась вокруг копыт их коней.

Аквилонская армия неспешно выступила им навстречу. От размеренного шага тяжелых рыцарских коней задрожала земля. Утренний ветерок трепал длинные шелковые складки стягов; копья покачивались, словно ощетинившийся железом лес, и на кончиках их трепетали флажки.

Десять тяжеловооруженных пехотинцев, суровых, закаленных в боях ветеранов, умеющих держать язык за зубами, охраняли королевский шатер. Внутри остался один из оруженосцев, который настороженно поглядывал в узкую щелочку меж задернутых пологов. Не считая нескольких человек, посвященных в тайну, больше никто не знал о том, что на огромном жеребце во главе армии едет вовсе не Конан.

Аквилонское войско выстроилось в обычный боевой порядок: сильный центр, составленный из тяжеловооруженных рыцарей; на флангах расположились отряды всадников в легкой броне, которых прикрывали копейщики и лучники – боссонийцы с болот, крепкие мужчины среднего роста в коротких кожаных куртках и стальных касках.

Немедийская армия построилась практически так же, и оба войска шли к реке, причем фланги опережали центр. В самой середине аквилонской армии огромный лев раскинул крылья на черном знамени над закованной в сталь фигурой на черном жеребце.

Но в своем шатре Конан стонал от мучительной душевной боли, ругаясь на незнакомом языке.