– Она ждет ребенка, – пояснила старушка. – Я могу идти – и сражаться, если дело дойдет до этого.

Когда они выступили в путь, одна из молодых женщин сказала:

– Вечером по этой дороге проехала молодая пара; мы советовали им переночевать у нас, но они очень спешили до наступления ночи добраться до форта. Они… они…

– Они встретили пиктов, – коротко ответил Бальт, и женщина в ужасе всхлипнула.

Едва хижина скрылась из виду, как позади прозвучал пронзительный злобный вой.

– Волк! – вскричала одна из женщин.

– Размалеванный волк с топором в руке, – пробормотал Бальт. – Поезжайте! Поднимайте остальных поселенцев на дороге и уводите их с собой. А я посмотрю, что творится сзади.

Не сказав ни слова, пожилая дама погнала своих подопечных перед собой, словно стадо. Перед тем как они растаяли в темноте, Бальт увидел бледные овалы лиц – это дети оглянулись на него. Он вдруг вспомнил свою семью, оставшуюся в Тауране, и на него накатила такая тоска, что у юноши даже закружилась голова. Он застонал и сел прямо на дорогу. Его рука нашла массивную шею Забияки, и он почувствовал, как влажный собачий язык коснулся его щеки.

Бальт поднял голову и с трудом улыбнулся.

– Пойдем, приятель, – пробормотал он, поднимаясь на ноги. – Нас ждет работа.

За деревьями вдруг показалось багровое зарево. Пикты подожгли последнюю хижину. Он улыбнулся. Как взбесился бы Зогар Заг, узнай он о том, что его воины не смогли обуздать свою кровожадную и склонную к разрушению натуру. Огонь станет предупреждением для остальных поселенцев, живущих дальше по дороге. Они уже проснутся и будут готовы действовать, когда первые беглецы доберутся до них. Но потом на лицо его легла тень. Женщины передвигались очень медленно, пешком или на тяжело навьюченных лошадях. Быстроногие пикты догонят их через милю, если только… Он занял позицию за грудой сваленных бревен на обочине дороги. С западной стороны тракт освещала горящая хижина, и, когда появились пикты, он увидел их первым – черные ловкие фигурки, четко вырисовывающиеся на фоне багрового зарева. Натянув тетиву, он спустил стрелу, и одна из фигурок покатилась по земле. Остальные растаяли в лесу по обеим сторонам дороги. Рядом с ним заскулил Забияка, которого тоже охватила жажда убийства. Внезапно на обочине тракта, под деревьями, появилась фигура, заскользившая к куче бревен. Щелкнула тетива Бальта, и пикт коротко вскрикнул, покачнулся и завалился в тень – стрела пробила ему бедро. Забияка одним прыжком перемахнул сваленные бревна и исчез в кустах. Они судорожно затряслись, а потом пес пробрался обратно к Бальту и улыбнулся ему, показывая окровавленные клыки.

На дороге больше никого не было видно; Бальт уже начал опасаться, что туземцы решили обойти его с боков по лесу, и, расслышав какой-то слабый звук слева, не целясь, выстрелил в ту сторону из лука. Юноша выругался, когда уловил щелчок, с которым стрела впилась в дерево, но Забияка устремился туда, неслышный, как призрак, и вскоре Бальт различил треск сучьев и невнятное бульканье, а потом из кустов вновь тенью выскользнул пес и потерся своей большой лохматой головой, заляпанной кровью, о руку Бальта. Кровь сочилась из пореза у собаки на плече, но звуки в лесу затихли навсегда.

Туземцы, затаившиеся на обочине дороги, явно догадались, какая судьба постигла их соплеменников, и решили, что атака в лоб все-таки предпочтительнее смерти в темноте от клыков твари, которую они не могли ни увидеть, ни расслышать. А может, они просто знали, что за кучей бревен залег один-единственный человек. И они бросились в атаку, сразу с обеих сторон. Трое упали, пронзенные стрелами, а оставшаяся пара заколебалась. Один повернулся и со всех ног побежал обратно, а второй перепрыгнул через бревна. Белки его глаз и оскаленные зубы сверкали в темноте, и в руке он держал занесенный топор. Вскакивая, Бальт поскользнулся, но это спасло ему жизнь. Опускающийся топор отхватил ему прядь волос с головы, а пикт кубарем покатился по земле, не устояв на ногах после провалившегося в пустоту удара. Прежде чем он успел подняться, Забияка разорвал ему горло.

Потянулось нескончаемое напряженное ожидание, и Бальт уже начал думать, что сбежавший туземец был единственным, кто уцелел изо всего отряда. Очевидно, банда была небольшой, и она или вышла из боя во время осады форта, или же вообще изначально состояла из лазутчиков, действовавших в отрыве от основных сил. С каждой минутой шансы женщин и детей благополучно добраться до Велитриума возрастали.

А потом безо всякого предупреждения над его укрытием засвистели стрелы. В лесу по обе стороны от тракта раздался дикий вой. Или уцелевший туземец привел с собой подмогу, или же к первому отряду присоединился еще один. Хижина еще тлела, давая слабый свет. Пикты пошли в атаку, перебегая от дерева к дереву вдоль обочины. Бальт выстрелил трижды и отшвырнул ставший бесполезным лук. Словно зная, в каком безвыходном положении он очутился, туземцы выскочили из-под прикрытия деревьев и бросились на него. Они бежали молча, и ночную тишину нарушал лишь топот множества босых ног. Юноша крепко обнял голову огромного пса, глухо рычавшего рядом с ним, и яростно крикнул:

– Ну, малыш, покажем им! – и вскочил на ноги, сжимая в руке топор.

Черные фигуры хлынули через баррикаду, и все смешалось в блеске топоров, ножей и клыков.

Свернув с дороги на Велитриум, Конан прикинул, что ему придется покрыть около девяти миль, и пустился в путь. Но он не прошел и четырех, когда услышал, что впереди движется группа людей. Судя по производимому ими шуму, это были отнюдь не пикты. Он окликнул их.

– Кто здесь? – ответил ему хриплый голос. – Стой, где стоишь, и дай нам взглянуть на тебя, иначе получишь стрелу в сердце.