Хадрат склонился над алтарем, чтобы освободить простертую на нем девушку, когда из-за деревьев показался страшный призрак – колесница Ксалтотана, запряженная его диковинными лошадьми. Они молча подлетели к алтарю и замерли, и колесо колесницы едва не касалось коричневого высохшего тела на траве. Хадрат поднял колдуна и положил его на колесницу. Жуткие кони развернулись и понеслись на юг, вниз по склону. А Хадрат, Зелата и волк смотрели им вслед, глядя, как они удаляются по дороге к Ахерону – дороге, по которой не ступал ни один смертный.

А внизу, в долине, Амальрик застыл в седле, глядя, как отчаянный всадник размахивает окровавленным обрывком знамени с золотым змеем. Потом вдруг какое-то чувство заставило его поднять голову и бросить взгляд на холм, который назывался Королевским Алтарем. И губы его раздвинулись в горькой усмешке. Эту картину видели все – сверкающая дуга ослепительного света ударила из самой макушки холма, рассыпая вокруг золотистый свет. Высоко в небе она вдруг взорвалась ослепительным сиянием, на мгновение затмив солнце.

– Это не тот сигнал, что должен был подать Ксалтотан! – прорычал барон.

– Нет! – выкрикнул Тараск. – Это сигнал аквилонянам! Смотри!

Над головами у них доселе неподвижные ряды воинов заколыхались, и громовой рев прокатился по долине.

– Ксалтотан подвел нас! – в бешенстве вскричал Амальрик. – И Валерий тоже! Нас заманили в ловушку! Да падет проклятие Митры на Ксалтотана, который завел нас сюда! Играй отступление!

– Слишком поздно! – заорал Тараск. – Смотри!

Вверху, на склоне, опустились, выравниваясь, копья. Ряды гундерландцев раздались вправо и влево, словно занавес. В открывшуюся брешь с ревом зарождающегося урагана устремились рыцари Аквилонии. Их удар был сокрушителен. Болты, выпущенные деморализованными арбалетчиками, бессильно отскакивали от щитов и наклоненных шлемов. С развевающимися плюмажами и флажками, опустив копья, они смяли дрогнувшие ряды копейщиков и всесокрушающей волной понеслись вниз по склону.

Амальрик прокричал команду к атаке, и немедийцы с мужеством отчаяния пришпорили своих коней, направляя их вверх по уступам. Они по-прежнему превосходили числом своих противников.

Но это были усталые мужчины на утомленных лошадях, к тому же им приходилось скакать вверх по склону. А рыцари Аквилонии в этот день еще не принимали участия в сражении. Их кони были свежими. Они мчались вниз по склону, и их таранный удар смял дрогнувшие ряды немедийцев, разметал их в стороны и погнал уцелевшие остатки армии вниз по долине.

А за ними пешком двинулись гундерландцы, пылавшие жаждой мести. Со склонов гор вниз обрушились боссонийцы, на бегу стреляя в тех своих врагов, что еще оставались на ногах.

И битва покатилась вниз, все дальше и дальше, гоня перед собой ошеломленных и растерянных немедийцев, как пену прибоя. Их стрелки побросали свои арбалеты и кинулись наутек. Тех копейщиков, кто уцелел после сокрушительного удара конных рыцарей, изрубили на куски безжалостные гундерландцы.

Кровавый вал битвы прокатился через широкое устье долины и выплеснулся на равнину за нею. Все пространство кишело воинами, спасающимися бегством от своих преследователей. Кое-где вспыхивали отчаянные одиночные схватки, рыцари поднимали коней на дыбы, дрались и умирали. Но немедийцы были раздавлены, смяты и совершенно пали духом, не в силах организовать сплоченное сопротивление. Десятки и сотни их неслись к реке сломя голову. Земля горела у них под ногами, местные жители восстали и травили их как бешеных собак. До Тарантии добрались очень немногие.

Но окончательный разгром наступил только с гибелью Амальрика. Барон, тщетно пытаясь остановить своих людей, направил коня прямо на группу рыцарей, сопровождавших гиганта в черной броне, на чьей накидке встал на задние лапы лев Аквилонии, а над головой рядом с королевским штандартом реял алый леопард Пуатани. Высокий воин в сверкающих доспехах опустил копье и понесся на барона. Они столкнулись с громовым треском. Копье немедийца, угодив в шлем противника, порвало ремни и заклепки. Забрало отлетело в сторону, открывая лицо Паллантида. Но острие копья аквилонянина пробило щит и нагрудную пластину, поразив барона прямо в сердце.

Дружный рев встретил падение Амальрика. Тот вылетел из седла, выброшенный сильным ударом, и упал наземь, ломая торчащее в груди копье. Немедийцы окончательно обратились в бегство, как плотина реки, не устоявшая под напором наводнения. Охваченные паническим страхом, они помчались к реке, а потом, как гонимые ветром листья, рассеялись по равнине. Час Дракона миновал.

Тараск не побежал вместе со всеми. Амальрик погиб, знаменосец пал, и королевское знамя Немедии было втоптано в грязь и кровь. Его уцелевшие рыцари спасались бегством, и аквилоняне преследовали их. Тараск знал, что битва проиграна, но вместе с горсткой преданных сторонников пробивался сквозь толчею, обуреваемый одним желанием – встретиться с Конаном по прозванию Киммериец. И наконец он отыскал его.

Боевые порядки нарушились, тесно сомкнутые ряды распались. Плюмаж на гребне шлема Тросеро был виден в одной стороне равнины, шлемы Паллантида и Просперо блестели в другой. Рыцари из личной стражи Тараска пали один за другим. Два короля встретились лицом к лицу.

Но, едва они направили коней навстречу друг другу, конь под Тараском споткнулся и упал. Конан соскочил с седла и бегом бросился к королю Немедии, который сумел выпростать ногу из стремени и выпрямиться. С громким звоном скрестились клинки, рассыпая злые искры, и Тараск простерся на земле, поверженный могучим ударом Конана.

Киммериец поставил ногу в сапоге на грудь врага и поднял меч. Шлем он потерял; встряхнув черной гривой, он устремил на Тараска яростный взгляд