Сидевшие у очага похватали оружие, к воину в дверях присоединились другие пришельцы с мечами... но все замерли, когда Эсон выкрикнул одно только слово:

— Атрокл!

Открыв от изумления рот, первый воин медленно опустил меч, моргая в свете очага… наконец в глазах его появилось некоторое понимание.

— Эсон, родич мой, но ты же убит! — Он чуть не замахнулся мечом, и Эсон расхохотался.

— Меня труднее убить, чем ты думаешь, Атрокл, Как я попал сюда?.. Это долгий рассказ. Но сперва — как там Микены и отец мой? Садись и рассказывай.

Стряхнув снег с белого дорожного плаща, Атрокл подошел к очагу. За ним последовали пятеро воинов, мечи их оставались в ножнах, все здоровались с Эсоном, называвшим по имени каждого. Найкери безмолвно выставила эль и забилась в свой занавешенный уголок, где обычно спала.

— Ты знаешь, что случилось на Фере? — спросил Атрокл. — Говорили, что ты там погиб.

— Как видишь — спасся. Что случилось с островом? Уж не погиб ли он — и Атлас вместе с ним?

— Если бы… тогда нам оставалось бы только радоваться. На острове погибли многие, корабли тонули сотнями, но Атлас со своим двором благополучно добрался до Крита. Восемь дней сотрясалась земля, летел пепел, выбивалось из-под земли пламя. Но сейчас все окончилось. Люди вернулись. Жизнь началась снова, но мы слыхали, что земля там до сих пор стонет и жалуется. Атлас в ярости решил, что боги пробудили вулкан, чтобы его погубить. И теперь он воюет со всей Арголидой. Люди его осадили Лериу и Навклею; быть может, ему нужны рабы и сокровища, чтобы задобрить богов, не знаю. Известно, что он ополчился на нас, и Микенам приходится туго. Узнав о твоей смерти, отец оплакал тебя и сразу состарился. Но началась война, и, забыв о скорби, Перимед повел нас в бой. Крови пролито много — мало кого из друзей тебе удастся увидеть. Только к самому концу года нам удалось найти корабль и людей, чтобы отправиться сюда, на остров йерниев. Долго мы шли по океанской дороге, дважды приходилось нам вытаскивать на сушу корабль и чинить его. Четверо умерли в пути. Но мы здесь. А ты… как ты сюда попал?

— Я все тебе расскажу, но сперва ответь на один вопрос. Сколько еще людей у тебя на корабле и сколько среди них халкеев?

— Семнадцать, из них трое — халкеи.

— Копь работает, печи горят, есть олово, но немного, жжем древесный уголь. Мы не сидели без дела.

Они проговорили до глубокой ночи. Эль выпили, наконец микенцы завернулись в плащи и уснули на земляном полу. Сорвав одеяло с Найкери, Эсон неожиданно и грубо взял ее, она даже вскрикнула от боли. А он смеялся, как всегда, не считаясь с ней. Интеб не спал и все слышал; он натянул на голову одеяло, чтобы заглушить отвратительные ему звуки.

Эсон встал затемно. Как только забрезжил рассвет, он поднял Атрокла и они вместе вдоль ручья отправились к берегу, к вытащенному на песок большому кораблю. Тут были новые встречи, приветствия и — о чудо из чудес — согретое сладкое вино из Микен.

Корабль выволокли дальше самого высокого прилива, и, забрав нужные припасы, все вернулись к копи, оставив двоих воинов охранять судно.

— Теперь все пойдет по-другому, — говорил Эсон, шедший первым по знакомой тропе. — Возьмем больше мальчиков, будет кому рубить дрова, а халкеи пусть присматривают за плавильными печами. К весне наплавим олова столько, что из корабля можно будет выбросить весь балласт. Мы вернемся в Микены, и Арголида снова объединится. Атласа мы сбросим в море, но теперь уже навсегда.

Микенцы жаловались на стужу, но усердно трудились. Эсон впервые отложил свой топор и распоряжался сооружением хижин. Тем временем халкеи качали головами возле печей и прикидывали, как вернее приступить к делу. Дни были ясными, но солнце не грело. Интеб и Эсон снова сблизились и все обсуждали обратный путь. Найкери ушла в себя и ни с кем не разговаривала. Это замечал только Интеб, и он усмехался ей в спину. Все шло хорошо.

На восьмой день после появления микенского корабля охрана в устье долины подняла тревогу. В новой начищенной броне, блиставшей ярче зимнего солнца, с новым острым мечом Эсон вышел, чтобы узнать, в чем дело. С вершины вала он увидел троих воинов-йерниев, нерешительно поглядывавших из леса на облаченных в доспехи микенцев. Должно быть, Эсона узнали, потому что йернии двинулись вперед, едва он вышел на вал. Когда воины приблизились, Эсон узнал Ар Апу и двух воинов из его тевты.

— Эсон абу! — выкрикнул Ар Апа, потрясая топором, опасливо поглядывая на вооруженных микенцев в доспехах.

— Это мои друзья, — откликнулся Эсон. — Бояться нечего.

После этих слов три воина поднялись на вал. Их отвели в дом и накормили. Ограничившись минимумом похвальбы относительно их похода, Ар Апа пояснил истинные причины своего появления.

— Плохая зима. Много было набегов за скотом. Погибли воины. Сперва пришли люди из Дан Мовег, что к северу от нас, потом из Дан Финмог, они живут еще дальше за нами. Они не враждуют между собой и с Дан Уала, который находится между ними, и пропускают друзей по своим пастбищам к другим тевтам, чтобы красть наших коров и убивать наших воинов.

Пристукнув по утоптанному земляному полу древком топора, Ар Апа почти прокричал последние слова. Воины, бывшие с ним, притопнули ногами и разразились громкими стонами. У йерниев было положено не скрывать эмоции, и Эсон терпеливо дожидался окончания представления. Выразив подобающим образом свои чувства, Ар Апа провел по жестким усам и наконец продолжил.

— Теперь я знаю, почему это делается. Я знаю, кто виноват в этом, кто засел в Дан Уала, раздавая подарки воинам, чтобы те выполняли его