дурак. Подлец. Продажная сволочь, но не дурак.

Нападение?

Логично. И самозащита.

– Что, красавица, – голос его был тих и печален, – доигралась?

Кейрен молчал.

– Завтра отправят тебя в королевскую тюрьму, а оттуда – прямым ходом на подмостки. А ведь говорили же тебе, сиди смирно. Чего дергалась?

Фил был один.

И мелькнула мыслишка, что дядя прав, а Кейрен ошибся, слишком плохо подумал о человеке, и тогда вся его затея обернется дурацким розыгрышем, которого не простят.

Плевать.

В руке Фил держал масляную лампу, которую поставил на стол. Вытащил из-за пазухи стопку мятых листов, разгладил на коленке. Кинул стальное перо. Чернильницу.

– Ну? Поговорим?

Садиться не стал.

– Тебе тут, наверное, одиноко. – Он не приближался, разглядывая Кейрена. А тот отступил в угол камеры, и Фил засмеялся. – Некуда бежать, красавица. Попалась ты. Влипла… выпить хочешь?

Он вытащил флягу, плоскую, с чеканкой. И наверняка недешевую. Открыл. Поднес к губам, сделав вид, что глотает. Поморщился.

– На, легче будет…

Яд? Почему бы и нет. Медленный. Такой, который оборвет жизнь, но не сейчас, а когда Грязный Фил выберется из подземелья. И уж точно к нему не возникнет вопросов…

И Кейрен протянул руку, занемевшими пальцами принял флягу.

– Пей, пей, красавица. Согреешься. – Фил хохотнул, только смешок вышел нервным. А взгляд какой внимательный, по-волчьи настороженный.

И когда Кейрен флягу выронил, человек зашипел:

– Умная слишком?

Кейрен пожал плечами.

Фляга лежала на полу, и запах дешевого бренди ненадолго перебил прочие.

– Смотри, сама виновата, – как-то равнодушно произнес Филипп, вытаскивая из рукава нож. – Я хотел как лучше. Уснула бы, и все…

Он приближался неторопливо, зная, что камера слишком мала для игры в прятки.

– Хороший крепкий сон… ты ж понимаешь, дурочка, что говорливых не любят. А ты распелась…

Слабый свет лампы скользил по клинку.

Небольшой, дюйма в три длиной. Широкий. Неправильной формы, но острый, такой, который пробьет и ткань, и кожу… хватит одного точного удара. А там… пока Филипп дозовется охрану, пока сбегают за помощью… да и чем помочь, если клинок случайно, совершенно случайно, в печень войдет?

– Надо было слушать старших, – с упреком произнес Фил.

И ударил.

Он был быстр, этот человек.

Для человека.

И пальцы Кейрена перехватили запястье, сдавили до хруста, до сдавленного всхлипа.

– Нож брось, Филипп. – Кейрен выворачивал руку медленно, не спуская взгляда с лица. – Брось. А то ведь сломаю.

– Сученыш…

Сказано это было без злости, скорей с веселым удивлением. А пальцы разжались, и нож со звоном упал на пол.

– Попался, – с огромным удовлетворением произнес Кейрен.

– Попался. – Филипп не стал отрицать очевидного. Он не выглядел напуганным. Неужели не понимает, сколь серьезно его положение? – Ты так думаешь.

– Знаю.

Человек мотнул головой, а потом вдруг дернулся, повалился на колени и, прежде чем Кейрен успел остановить его, сунул что-то в рот.

– Ты… – Кейрен отпустил руку, ударил по ногам, опрокидывая на пол. И упав сверху, потянулся к лицу. Он впивался пальцами в кожу, разжимая сведенный судорогой рот, а Филипп ерзал, пытаясь выбраться. А когда все-таки разжал зубы, то рассмеялся.

– Поздно, сученыш. У нас с тобой осталось пять минут.

И Кейрен, наклонившись, втянул сладковатый, такой хорошо знакомый запах.