украшенные россыпями синяков.
– Он тебя ударил? – Кейрен знал, что помочь ей не выйдет.
Девушка кивнула. И заговорила, быстро, запинаясь в словах, путаясь.
Ее звали Кейти, а убитый был ее сутенером. Он купил Кейти у родителей и приставил к работе, он требовал с нее денег, а когда не получалось добыть, избивал. И вчера тоже, нанюхался порошка, заявился на пристань и начал Кейти жизни учить. Она не хотела убивать… она просто защищалась.
И теперь ее повесят, да?
Кейрен смотрел в наивные голубые глаза и не мог собраться с силами, чтобы ответить.
– Уходи, – сказал он, поднимаясь.
В конце концов, не ему ли твердили, что такие убийства чаще всего остаются нераскрытыми? Девушка не заслужила смерти…
…двух недель не прошло, и он стоял над новым трупом, молодого парня в полосатых модных брюках, которые не успели стащить. К пиджаку же намертво прицепился знакомый запах. А Кейти, когда Кейрен нашел ее – прятаться она не думала, – улыбнулась ему, как старому другу.
– Завтра я уйду, – сказала она.
– Он тоже тебя бил?
– Собирался. – В голубых глазах не было и тени сожаления.
– Ты ведь не остановишься.
Кейрен чувствовал вину и перед ней, и перед этим незнакомым парнем, которому вздумалось искать приключений в опасном районе.
– Не я такая, – ответила Кейти, приспуская платье с острого плечика. – Жизнь.
– Я тебя не отпущу.
– А не боишься, господин хороший, что Кейти молчать не станет? Про наше-то прошлое знакомство.
Не осталось в ней ничего детского, наивного. Да и было ли?
– Раскроешь рот, точно на виселицу отправишься. – Кейрен перехватил руку с ножом. – А будешь молчать, сочинишь сказочку, глядишь, судью и разжалобишь.
– Умный, да?
– Какой есть.
Дурень. Наивный мальчик, который поддался на старую сказку о тяжелой жизни. И предупреждали ведь, а он…
…тот урок Кейрен надолго запомнил. Нельзя жалеть.
Не их, портовых крыс, живущих по своим законам. Они-то, воспользовавшись твоей жалостью, не упустят удобного момента, чтобы в глотку вцепиться.
Таннис…
Не исключение. Не стоит обманываться.
– Что смотришь? – Она взъерошила короткие волосы, которые и без того торчали дыбом.
– Я не смотрю. Жду.
Ей нужны деньги? Кейрен заплатит. Триста фунтов. Четыреста. И тысячу. Столько, сколько нужно, чтобы привязать ее.
– Ты согласна поработать на меня?
Она покачнулась, плавно перетекла с носка на пятку и с пятки на носок. Руки скрестила под грудью. Наклонилась, вздохнула…
Не верит.
– Если ты вернешь мне бумажник и чековую книжку, – Кейрен с трудом сдерживался, чтобы не отвесить девице затрещину, – я прямо здесь выпишу чек. Если не устраивает сумма, то назови свою цену.
– Свою цену, значит.
Она оскалилась и отступила.
– Ты сама сказала, что тебе платили.
Злится. И он тоже.
Эта злость мешает думать здраво. Она иррациональна, поскольку ничего нового для себя Кейрен не услышал, но…
– Платили, – согласилась Таннис, не спуская с него насмешливого взгляда. – Только оценивали не меня, а работу.
– Хорошо. Сколько ты хочешь за то, чтобы выступить свидетелем.
– Кем?
– Таннис, – Кейрен осадил живое железо, рвавшееся на волю, – ты ведь прекрасно меня поняла. Ты даешь показания против тех, с кем работала, а я плачу тебе за это триста фунтов. По-моему, все очень просто.
– По-твоему. – Она добралась до своего лежака и, скинув ужасные ботинки, нырнула под одеяло. Раздеваться Таннис не стала, что в нынешних