Атам у меня в кармане шевелится, словно внимательно прислушивается к разговору.

– Ад. Аббадон. Ахерон. Аид. Та сторона. Это просто слова, которыми люди обозначают место, куда уходят мертвые. – Джестин качает головой. Плечи ее поникают от внезапной усталости. – У нас мало времени, – говорит она. – А ты по-прежнему смотришь на меня так, словно я намерена стянуть у тебя деньги на обед. Я не хочу твоей смерти, Кас. И никогда не хотела. Я просто не понимаю, почему ты хочешь того, чего хочешь.

Может, дело в нашей недавней потасовке, но ее утомление оказывается заразным. Жалко, что она замешана во всем этом. Несмотря ни на что, она мне нравится. Но, как говорится, жалко у пчелки. Она придвигается ближе и проводит пальцами по моему подбородку. Я мягко отвожу ее руку.

– Хотя бы расскажи мне о ней, – говорит она.

– Что ты хочешь узнать? – спрашиваю и отворачиваюсь к деревьям.

– Что угодно, – пожимает плечами Джестин. – Что в ней было такого особенного? Что сделало тебя таким особенным для нее, что ради тебя она ушла в забвение?

– Не знаю, – говорю. Почему я это сказал? Не знаю. Я ведь знал сразу, как только услышал Аннино имя, как только она впервые заговорила. Я знал, когда выходил из ее дома и потроха мои были при мне. Это было восхищение и понимание. Я никогда ничего подобного не испытывал, и она тоже.

– Ладно, расскажи тогда, как она выглядела, – просит Джестин. – Если мы планируем истечь кровью, разыскивая ее, мне бы хотелось знать, кого мы ищем.

Лезу в карман за бумажником и выуживаю из него прижизненную газетную фотографию Анны. Передаю ее Джестин.

– Красивая, – комментирует она спустя пару секунд.

Красивая. Все так говорят. И мама так сказала, и Кармель. Но в их устах это звучало как сожаление, типа как обидно, что такая красота пропала. А в исполнении Джестин это прозвучало насмешливо, словно больше тут и сказать нечего. Или, может, я просто параноик. Как бы то ни было, протягиваю руку за фотографией и убираю снимок обратно в бумажник.

– Фотография не передает, какая она, – говорю. – Она яростная. Сильнее любого из нас.

Джестин пожимает плечами, типа по фигу. Волосы у меня на загривке приподнимаются еще на пару дюймов. Но это не имеет значения. Через пару- тройку часов она увидит Анну сама. Увидит ее, облаченную в кровь, с волосами, колышущимися словно в воде, и черными блестящими глазами. И когда она это увидит, у нее захватит дух.

Джестин ошибалась. Орден таки явился забрать одного из нас. Взяли ее, перед самым закатом. Без единого слова к нам подошли две женщины, немногим старше нас, с угольно-черными распущенными волосами. Джестин представила их как Харди и Райт[26]. Полагаю, младших членов ордена называют по фамилии. Либо так, либо родители у барышень сволочи.

Гидеон пришел за мной не сильно позже. Он обнаружил меня блуждающим под фонарями по мощеной пешеходной дорожке. Тоже неплохо. Адреналин снова накопился, и я был уже готов поторопить события. Он отвел меня обратно в поселок, мы прошли все здания насквозь и оказались у него в комнате, где ряды белых свечей уже изрядно оплыли, а на красном бархате покоились три поддельных атама.

– Итак, – говорю я, пока он закрывает дверь, – что ты можешь сказать мне об этом ритуале?

– Я могу сказать, что он скоро начинается, – отвечает он. Расплывчато. Словно с Морвраном разговариваешь.

– Где Кармель и Томас?

– Придут, – говорит он. Серьезность его разбивается улыбкой. – Эта девочка, – хмыкает он, – просто бомба. Никогда такого языка не слышал. В обычной ситуации я бы назвал ее нахалкой, но учитывая обстоятельства – просто удовольствие было наблюдать, как физиономия Колина обретает этот оттенок красного. – Он вскидывает на меня бровь. – Почему ты не ухаживаешь за ней?

Кармель целый день изводила Бёрка. Жаль, я не видел.

– Томас меня опередил, – отвечаю я и улыбаюсь.

Улыбки наши медленно угасают, и я неотрывно гляжу на тающие свечи. Язычки пламени колеблются на фитильках, такие маленькие. Странно думать, что они способны превратить восковую колонну в ничто. Гидеон отходит к гардеробной и раздвигает дверцы на всю ширину. Сначала кажется, что он вытаскивает оттуда охапку красных портьер, но когда он раскладывает их на кровати, я вижу, что на самом деле это церемониальные наряды, в точности как тот, что был на нем на той фотке.

– А, – говорю, – а я-то все гадал, когда появятся рясы и кадила.

Гидеон расправляет оба одеяния, вытягивая капюшоны и рукава. На мне футболка цвета хаки и джинсы. Мне достаточно. Одеяния выглядят так, словно весят по двадцать фунтов каждое.

– Если я это надену, оно поможет мне в колдовстве? – спрашиваю. – В смысле понимаешь, в основном церемония – это просто церемония.

– Церемония – это просто церемония, – повторяет он, примерно как делает мама. – Нет, реальной помощи от него никакой. Это просто традиция.

– Тогда проехали, – говорю я, разглядывая простую веревку, которая обвязывается вокруг талии. – Традиция идет лесом. И кроме того, Анна со смеху лопнет.