если ничто из сказанного тобой мою точку зрения не изменит.
– Ну, я же носитель, как ты говоришь. В клинке моя кровь. Поэтому, думаю, теперь, у меня в руке, атам различия таки делает.
– Погоди минутку, – встревает Томас. – Если она член ор…
– …член ордена Бла-бла-бла. Да, думаю так и есть.
Джестин вскидывает подбородок. Замаскировать синяк на нижней челюсти она и не подумала. Ни косметики, ничего. Но она этим и не кичится.
– Ну разумеется, – ухмыляется она. – Кто, по-твоему, отправил тебе фотографию?
У Томаса слегка отвисает челюсть.
– А тебя не волновало, что твоего дядю это может разозлить? – спрашиваю я.
Джестин пожимает плечами. По-моему, она делает это еще чаще меня.
– Орден счел, что тебе пришла пора узнать, – говорит она. – Но не сердись на Гидеона слишком сильно. Он перестал быть действительным членом не один десяток лет назад.
Должно быть, порвал с ними одновременно с папой.
– Если он больше не член ордена, то что нам делать? – спрашивает Томас.
– Об этом я бы не беспокоилась, – отвечает Джестин. – Мы вас ждали.
Стоим в кабинете у Гидеона. Он долго-долго смотрит на нас. Наконец взгляд его останавливается на Джестин:
– Что ты им рассказала?
– Ничего такого, чего бы они уже не знали.
Я чувствую, как Томас сверлит меня взглядом, но не поворачиваюсь к нему. От этого ощущение хичкоковской[20] тошноты, медленно подступающее к горлу с момента, когда мы покинули лондонский Тауэр, только усилилось бы. Такое чувство, что все это не наше кино. Кажется, что все знают больше меня, и пребывание в информационном «лягушатнике» начинает бесить.
Гидеон тяжело вздыхает.
– Это поворотный момент, Тезей, – говорит он, упершись взглядом в свой письменный стол.
И он, как обычно, прав. Это я чувствую. Чувствовал с тех пор, как решил заявиться сюда. Но вот мы и пришли. Это последний миг, последняя секунда, когда я мог бы повернуть назад и мы с Томасом вернулись бы в Тандер-Бей и ничего бы не изменилось. Мы бы остались такими, какие есть, а Анна осталась бы там, где она есть.
Бросаю взгляд на Джестин. Глаза у нее опущены, но на лице такое странное, понимающее выражение. Словно ей прекрасно известно, что точку невозврата мы миновали несколько стран назад.
– Просто скажи мне, – говорю, – что конкретно представляет собой орден… Черного Кинжала?
Джестин, услышав англицизм, морщит нос, но я не в настроении ломать язык и коверкать гэльский.
– Они потомки тех, кто создал нож, – отвечает Гидеон.
– Как я, – говорю.
– Нет, – встревает Джестин. – Ты потомок воина, которого они связали с клинком.
– Это потомки тех, кто обуздал силу. Волшебники. Когда-то их называли друидами и видящими. Теперь у них нет собственного имени.
– И ты был одним из них, – говорю я, но он качает головой:
– Не по традиции. Меня приняли, когда я подружился с твоим отцом. Разумеется, моя семья имеет к ним отношение. Большинство старых фамилий с ними связано; за тысячелетний срок почти все выхолащивается и искажается. – Он снова качает головой, уплывая в воспоминания. Послушать его – так от таких, как он, плюнуть некуда, но у меня ушло на их поиски несколько лет.
Такое ощущение, будто мне завязали глаза, раскрутили вокруг собственной оси, а затем сорвали повязку и вытолкнули на солнечный свет. Понятия не имел, что являюсь аутсайдером древнего клуба. Я-то думал, я и есть этот клуб. Я. Моя кровь. Мой нож. Точка.
– А как насчет атамов на фотографии, Гидеон? Они просто подделки? Или есть и другие, подобные моему?
Гидеон протягивает руку:
– Можно мне его, Тезей? Всего на минутку.
Томас мотает головой, но тут все в порядке. Я всегда знал, что у Гидеона имеются тайны. И их наверняка гораздо больше, чем одна. Это не значит, что я ему не доверяю.
Сую руку в карман, вынимаю атам из ножен и аккуратным движением пальцев переворачиваю, дабы вложить рукоятью вперед в ладонь Гидеону. Он тожественно принимает его и поворачивается к темному дубовому секретеру. Ящики выдвигаются и закрываются. Он стоит к ним почти вплотную, но я все- таки успеваю заметить блеск стали. Когда он поворачивается к нам, в руках у него поднос, а на нем четыре ножа, совершенно одинаковых. Точные копии моего атама.
– Традиционные атамы ордена, – говорит Гидеон. – Чуть дороже, чем пятачок за пучок, как ты бы сказал, но – нет. Они не такие, как твой. Других таких,