– Кто учил тебя магии? – спрашиваю. – Орден?

– Ага. И родители.

– А кто учил тебя драться?

Она вскидывает подбородок:

– Меня и учить-то не требовалось. У некоторых врожденный дар, знаешь ли.

Неспокойно у меня на душе из-за этой девицы, тянет в разные стороны. Одна сторона говорит, что это Гидеонова племянница и уже по этой причине ей можно доверять. Другая с первого взгляда уверена, что племянница она там или нет, а Гидеон ей не указ. Никто ей не указ. У нее своя программа действий на каждом дюйме тела прописана.

На втором этаже ходит Томас. Доносится скрип шагов и шум воды из ванной. Находиться здесь так странно. Почти как внетелесный опыт или сон наяву. Большинство вещей в точности такие, какими я их помню, вплоть до расстановки мебели. Но некоторые вызывающе иные. Например, присутствие Джестин. Она двигается по кухне, прибирается, вытирает столы тряпкой. Она здесь дома, она член семьи Гидеона. Не знаю почему, но это ощущение принадлежности заставляет меня тосковать по отцу так, как я не скучал по нему уже много лет.

Открывается входная дверь, и через пару секунд через кухню тяжелой поступью проходит Гидеон. Джестин забирает у него магазинный пакет и начинает его разгружать.

– Тезей, – говорит Гидеон, оборачиваясь, – как спалось?

– Отлично, – вежливо вру я.

Несмотря на джетлаг и общее изнеможение, в воздухе висело слишком сильное напряжение. Я лежал без сна, пока не перестал чувствовать время, прислушиваясь к негромкому посапыванию Томаса. Когда сон все же пришел, он был неглубок и пронизан ощущением угрозы.

Гидеон разглядывает меня. Он по-прежнему выглядит очень молодо. В смысле он выглядит старым, но не сильно старше, чем десять лет назад, а это в моем представлении значит молодо. Рукава серой рубашки закатаны до локтя, брюки цвета хаки сидят безупречно. Вид стильный с оттенком лихости, эдакий Индиана Джонс пенсионного возраста. И жаль, что я собираюсь обвинять его во лжи и предательском членстве в некоем тайном обществе.

– Полагаю, нам следует побеседовать, – говорит он и жестом приглашает меня покинуть кухню.

Мы заходим в кабинет, Гидеон плотно закрывает за нами двери, и я втягиваю носом воздух. Говорят, самые прочные воспоминания завязаны на запахи. Охотно верю. Отчетливый запах мозг не забывает никогда, а аромат у древних томов в кожаных переплетах, населяющих эту комнату, самый что ни на есть отчетливый. Обегаю взглядом полки, встроенные в стену и плотно забитые не только оккультной литературой, но также экземплярами классики: там и тут среди стопок выделяются «Алиса в Стране чудес», и «Повесть о двух городах», и «Анна Каренина». Старая стремянка на колесиках тоже на месте, дремлет в углу и только и ждет, чтобы кто-нибудь на ней прокатился. Или использовал по назначению.

Оборачиваюсь с широченной улыбкой на лице, снова чувствуя себя четырехлетним, но ощущение это стремительно тускнеет, когда я вижу, как низко сдвинуты по носу Гидеоновы очки. Это будет один из тех разговоров, в которых вслух произносятся необратимые вещи, и я с удивлением обнаруживаю, что пока этого не хочу. Как бы славно было воскресить старые добрые времена, слушать старые Гидеоновы истории про папу и ходить с ним гулять. Эх, хорошо бы!

– Ты знал, что я приезжаю, – говорю я. – Ты знаешь, почему я здесь?

– Полагаю, большая часть паранормального мира знает, почему ты здесь. Поиски ты вел не деликатнее слона в посудной лавке. – Он делает паузу и поправляет очки. – Но это не до конца отвечает на вопрос. Думаю, ты можешь сказать, что я знаю, какую цель ты преследуешь. Но знаю неточно.

– Я здесь, чтобы попросить тебя о помощи.

Он коротко улыбается:

– И какого же рода помощь, по-твоему, я мог бы тебе оказать?

– Такого, что позволит нам с Томасом открыть дверь на ту сторону.

Гидеон бросает быстрый взгляд на двери.

– Я уже говорил тебе, Тезей, – осторожно произносит он, – что это невозможно. Что тебе надо отпустить девушку.

– Я не могу ее отпустить. Порез, полученный Анной после первого ритуала в ее доме, каким-то образом привязал ее к атаму. Она постоянно прорывается с той стороны. Просто скажи мне, как ее вытащить, и все вернется в норму. – Или хотя бы станет как было.

– Ты когда-нибудь слушаешь, что я тебе говорю?! – рявкает он. – С чего ты вообще взял, что я знаю, как делаются такие вещи?

– Я не думаю, что ты знаешь.

Лезу в задний карман и вытаскиваю фотографию ордена. Она кажется нереальной, даже когда я держу ее в собственной ладони. Не верится, что Гидеон мог всю дорогу участвовать в чем-то подобном и никогда об этом не рассказывать.

– Думаю, они знают.

Он смотрит на фотографию, но не пытается взять ее в руки. Вообще ничего не пытается. Я ожидал иной реакции. Вспышки гнева или хотя бы попытки отыграть назад. Вместо этого он делает глубокий вдох, снимает очки и трет переносицу большим и указательным пальцами.