провела эти месяца без Димы?
То есть, почти ничего не помнит?..
Может быть, потому, что ничего и не было? Потому, что на самом деле ей приснилась эта жизнь после аварии, жизнь без Дмитрия. И теперь она с упрямством безумца пытается удерживать свой придуманный мир, мир в котором нет Димы! В то время, как он на самом деле есть! Живой, здоровый, живет в их квартире и ждет! Ждет, когда его молодая жена наконец вернется в разум и признает, что авария и смерть ей приснилась. Признает и впустит Дмитрия обратно в свое сердце, в свою жизнь.
Хотя, насчет сердца – это перебор. Из сердца он никогда и не выходил, другое дело из жизни… ушел не сказав «прости», не познакомил со своими, живущими где-то в далеком Киеве и не приехавшими на свадьбу родителями. Молодожены планировали сами добраться до Украины, и вот… были ли они на похоронах?
Задав себе этот вопрос, Аня вдруг явственно увидела пожилую, одетую во все черное чету, мать в кружевном платочке с покрасневшими, опухшими от слез глазами и куриным клювиком вместо носа, и отец, с висящими бульдожьими щеками и чернотой под глазами. Должно быть, это были именно его родители. Словно сквозь пелену тумана, Аня ощутила, как дама с куриным носиком повисла у нее на шее, целуя в щеки и беспрерывно лепеча что-то неразборчивое. Ее слезы обжигали, и вместе с тем, Аня почти не чувствовала ее. Не видела. Не осознавала.
К ней тогда вообще все подходили и подходили знакомые и незнакомые лица, вереница призраков мужчин, женщин, детей, а она… она была уже далеко от них… так далеко.
Она не помнила, как вернулась домой, возможно, туда отвезли ее мама или сестра. Отец не был на похоронах – попал в больницу с сердечным приступом сразу же после известия о катастрофе.
Себя она помнила только лежащей в постели в их с Димой спальне, с плотно задвинутыми шторами и графином с водой на столе.
Нет, все это определенно не могло ей привидеться, но как все же ей хотелось, чтобы Димка сейчас оказался дома!..
Как и следовало ожидать, в ее окнах не было света. Да и откуда ему там взяться, когда она на улице? Зато горели все четыре окна соседской квартиры.
«Ага, Дима сказал, что Ираида Александровна не только звонила на тот свет, а еще и посещала каким-то образом своего Васечку. Каким? – следовало выяснить. Окна располагающе горели – все четыре в один ряд, ярко, вызывающе, игриво, точно хвалились чем-то перед наводящей привычный мрак и морок ночью.
У нее – у соседки – наверное, еще оставались черные монеты. Которые она явно еще не успела растратить, как это сдуру уже сделала Аня. О том, что монеты еще у нее, Аня знала каким-то внутренним чутьем. Знала, нет, почти что видела бедную, почти лишенную мебели, но заставленную всевозможными пакетами и тюками квартиру соседки, чувствовала лежащие в полированной тумбочке у изголовья двуспальной кровати монеты, зовущие ее сквозь ночь.
Нужны ли Ираиде Александровне все эти монеты сразу? – ясно же, нет. Аня сама видела, как вдова распродает семейные ценности. Небось, крепилась до последнего, и вот теперь отдала, за несколько минут разговора с почившим мужем.
Аня закусила губу и снова посмотрела на соседкины окна, должно быть, эффект повышенной яркости достигался из-за отсутствия занавесок.
Конечно, сумасбродной соседке ничего не стоило спать и при включенном свете, и тогда визит Ани мог напугать или разозлить ее, но с другой стороны, если Ираида Александровна не спит ночью, скорее всего, будет отсыпаться днем, а значит, Аня в любом случае рисковала нарваться на негатив.
Впрочем, ей ли удивляться негативу?..
Приняв решение посетить Ираиду Александровну, Аня вошла в подъезд, и, тяжело вздыхая, поползла вверх на четвертый этаж, останавливаясь после каждого пролета и слушая жалобы собственного сердца. Да, «старость не радость, молодость гадость», еще совсем недавно она взлетала в их с Димой квартиру, и вот теперь ноги предательски тряслись, перед глазами плыли зеленоватые круги. Аня ощущала себя человеком, только что вышедшим из больницы или, возможно, явившимся с того света.
Вспомнив, что идет к Ираиде Александровне как раз для того, чтобы попасть на тот свет, Аня натянуто улыбнулась, считая ступени, которых с каждым шагом становилось все больше. Причем некоторые из них оказывались высокими, а другие совсем маленькими, так что идти было очень неудобно.
В какой-то момент бетонная лестница вдруг качнулась навстречу Ане, и она, не желая быть задавленной, попыталась удержать валившиеся на нее ступеньки руками, пребольно стукнувшись лбом.
Аня лежала, приходя в себя и переводя дух. Должно быть, ей не следовало изображать из себя скалолаза, поднимаясь все выше и выше по упрямо не желающей заканчиваться лестнице. Давно уже нужно было просто сесть и посидеть, или вот так полежать.
Впрочем, долго лежать не пришлось: холодный камень, точно вампир, начал высасывать из нее последние силы, так что Аня собрала в кучу всю свою волю, или все, что от нее осталось, и как-то поднялась на ноги.
Она вытащила из кармана помятую пачку сигарет, зажигалку и стояла, прислонившись к стене и посматривая на последний, еще не подчинившийся ей лестничный пролет.
«Надо будет поставить принимающий черные монеты телефонный аппарат дома, – решила она наконец. Еще одно такое восхождение, и ей с месяц
