известный историк позапрошлого века.

Всего Шар выдал информацию на несколько десятков хоть чем-то знаменитых Сарториусов, не упустив и лемовского персонажа, который первым делом пришёл Фёсту на память. Но господина с острова среди них не было, что и неудивительно. Если этот псевдоним нигде документально не зафиксирован и ни по каким делам, ранее попадавшим в сферу внимания владельцев прибора, тут Шар пасует, каким бы «умным» он ни казался. Ему обязательно нужна конкретная привязка, а иначе он столь же бесполезен, как приёмник «Глонас» или «GPS» при отсутствии в небе спутников. Ну и ещё ряд условий должен наличествовать. Лихарев же не сумел с помощью этого же самого Шара найти в Москве наркома Шестакова, личность весьма известную, поскольку его собственные излучения полностью перекрывались матрицей Шульгина, параметры которой в памяти аппарата зафиксированы не были, как лица ещё не родившегося и в этом мире информационного следа не оставившего.

Вот что-то такое и с господином Сарториусом. Многослойно он, значит, заэкранирован от всяких коллекторов рассеянной информации и селекторов стабильной, человеческих и инопланетных. Но теперь-то он всё же попал в сферу действия прибора «о натюрель», и тот, выражаясь словами персонажа «Момента истины», будет его «качать на косвенных».

Пройдётся по всем упоминаниям этого имени в официальных документах, частной переписке, личных заметках всех без исключения жителей Земли за последние десять лет для начала, с учётом всех возможных искажений при транскрибировании на нелатинские шрифты. Само собой, будут созданы контекстные фильтры, отсекающие все неподходящие варианты.

Одновременно и параллельно Шар сравнит зафиксированную во всех ракурсах и с максимальной детализацией внешность «объекта» с фотографиями сотен миллионов людей, совпадающих по инвариантным, то есть не зависящим от нации, возраста, усилий пластических хирургов параметрам. Прямо с этого момента начнёт отслеживать весьма интересную систему связи его острова с окружающим миром, а там крошечные кусочки мозаики сами начнут цепляться одна за другую, выстраивая картинку во всей её яркости, объёме и наглядности.

Иногда в очередной раз сталкиваясь с чудесами аггрианской науки и техники, Фёст удивлялся, как даже поодиночке производящие очень серьёзное впечатление «пришельцы» (он подразумевал лично ему известных Сильвию, Ирину и Лихарева) всей своей цивилизацией всё же ухитрились потерпеть поражение от весьма отсталых землян, причём якобы известных им психологически и анатомически вдоль и поперёк. Так называемые «этические ограничения» казались ему наскоро придуманной отговоркой. Какая там «этика», если речь идёт о судьбах миллиардов живых существ, не только людей вида «хомо сапиенс» и грандиозного проекта с многовековой историей и безграничными перспективами.

Поэтому он предпочитал думать, что аггров выбили из игры совсем не «братья-первопоходники», при всей их доблести и выдающихся способностях, а совсем другие силы и обстоятельства.

Вот и он сейчас предполагает фактически в одиночку переиграть для начала мировую сверхдержаву со всей её военно-технической и интеллектуальной мощью, и это не кажется ему бредом маньяка вроде инженера Гарина. Он просто имеет перед собой конкретный пример и образец в деяниях старших товарищей, а главное – непоколебимо уверен, что ничуть не хуже Шульгина или даже Новикова сумеет создать нужную мыслеформу для обеспечения предполагаемых действий. Совсем не всеобъемлющую, способную подменить целый реальный мир, а весьма и весьма локальную – чтобы в её пределах какой-нибудь условный «демон Максвелла» послушно и верно распределял вероятности: все благоприятные – тебе, весь негатив – партнёру. Причём с кумулятивным эффектом.

По крайней мере – до сего момента у Фёста, как ему казалось, всё получалось. Он не ставил (до поры) перед собой грандиозных задач, скорее, как хладнокровный и скупой преферансист, играл только по своим картам, не полагаясь на прикуп, и вистовал лишь при четырёх гарантированных взятках. Иногда выходило слишком медленно и немного нудно, зато – верняк.

Может быть, именно поэтому Шульгин перед своим «крайним» уходом дал ему фактически карт-бланш, поручив Воронцову издалека присматривать за «молодым», без крайней нужды не вмешиваясь.

Но мы опять несколько отклонились.

Сарториус, кем бы он ни был и кто бы ему ни покровительствовал, совершил типичнейшую для подавляющего большинства разведчиков ошибку. И не совершить её не мог.

Правильно было сказано каким-то специалистом контрразведывательного дела – «Наши клиенты всегда горят на связи. Либо – на попытках её установить». А как без связи? Хоть ты даже личную, только на тебя и в специальном режиме спутниковую группировку запустил – всё равно радиоволны надолго не спрячешь. Чего-то же другого вроде гравитации или телепатии в распоряжении господина Сарториуса с компанией пока не имелось. Не повезло ему ещё и в том, что Фёст случайно оказался свидетелем его «радиосеанса», причём оказался во всеоружии. Но не попался бы Сарториус сейчас – спалился бы завтра, потому что Фёст уже настроил Шар на фиксацию всей входящей к президенту и его окружению информации по любым каналам, и исходящей тоже. Так что вопрос был только во времени.

А вот и первые результаты поиска появились на экране прибора. Вадим с радостным удивлением хмыкнул, переключил Шар на принтер – он любил работать с печатными документами – и решил, что первую на сегодня рюмочку коньяка он точно заслужил. Благо и кофе в чашке ещё совсем горячий.

И как раз в этот момент зазвучал гудок вызова, и на соседнем экране (всего в мастерской, где работал Вадим, их было шесть, для разных нужд) появилось изображение Воронцова.