Он очнулся от пульсирующей головной боли — словно кто-то с идиотской настойчивостью сдавливал мозг, как эспандер. И еще — жутко болели кончики пальцев на левой руке, хотя Олег прекрасно знал, что болеть они не должны: во-первых, никакого реального инструмента он в руках не держал, во-вторых, все равно у него там мозоли от струн, практически лишенные чувствительности. Стараясь не стонать, он приоткрыл глаза и первым делом осмотрел левую руку — рука как рука, никакой тебе кровищи, никаких прорезанных струнами до костей пальцев. Чистая психосоматика… Ну что ж, с мрачным удовлетворением ухмыльнулся он, теперь можно и оглядеться…

Помещение выглядело смутно знакомым: узкая, как корабельная, койка, низкий потолок, полка с книгами… Все вылизано, как бывают вылизаны жилища старых холостяков, и нет той одуряющей духоты, как снаружи, и пахнет живыми растениями… Метеостанция, сообразил наконец Олег. Сиречь Берлога Отшельника, Приют Ронина, или как бы ее еще обозвать?.. Впрочем, чему тут удивляться — мы ж сюда и летели, нет? Интересно, сам-то хозяин дома — да и жив ли он вообще?

Сесть удалось не без труда: он чувствовал себя так, словно его палками измолотили — и явно неспроста. На затылке обнаружилась основательная шишка, правый бок ощутимо побаливал, словно он недавно треснулся им обо что-то весьма твердое, хотя ребра вроде бы остались целы. Впрочем, возможно и треснулся, подумал он. Последнее, что я помню до того, как соскользнул в эту… музыку — в нас, похоже, шмаляли ракетами или чем-то в этом роде, и катер капитально потряхивало. Видать, летал я тогда по всему катеру, как та птичка, только в тот момент мне это совершенно по барабану было. Я, понимаешь ли, музицировал. Весь такой из себя Ричи Блэкмор, полдюжины «ифритов» на трех аккордах по песку разметал…

На откидном столике возле койки обнаружился кувшин с… (Олег понюхал) — да, с водой и початая пачка сигарет. Он с сомнением посмотрел на воду: интересно, а не подмешали туда чего-нибудь этакого?.. Впрочем, стоило ли меня тащить сюда за тридевять земель, чтобы тут отравить? Транков каких-нибудь подсыпать, чтоб сговорчивей был? Тоже дурость. Паранойя все это, решил Олег и жадно присосался к кувшину.

Прихватив со столика сигареты — а зачем бы им еще тут лежать? — он, кряхтя, поднялся и двинулся из жилого помещения в рабочее. Тоже никого — только приборы тихонько гудели, перемигиваясь огоньками индикаторов. Ясно, где-то в отлучке наш Отшельник… Что ж, вздохнул Олег, поскольку с ним побеседовать сейчас не получается — будем надеяться, что удастся зажать где-нибудь в темном уголке Патрика или наемничка этого белесого и постараться повытряхнуть из них побольше информации насчет того, как они тут оказались, с кем собрались воевать и чем вообще занимаются.

Он распахнул дверь — и зажмурился от ослепительной голубизны неба, от сияющего расплавленной медью солнца, от всего окружающего буйства красок. Надо же, и не подозревал ведь, что пустыня такая яркая… впрочем, надо сказать, и не приглядывался. У нас же дела были, зараза, мы, блин, мир спасали хрен его знает от чего, изображали из себя крутого-раскрутого галактического опера в святой уверенности, будто от этого расследования что-то зависит… Вдохнув раскаленный, как в духовке, воздух, Олег с трудом подавил желание сбежать обратно в прохладу метеостанции. Нет уж, сумрачно подумал он, убегать мы не будем. Я ведь, по сути, с самого начала всей этой катавасии только и делаю, что удираю… Так что хватит, наубегались, Олег Николаевич. Теперь мы будем атаковать. Только вот кого — это, знаете ли, большой вопрос.

Он присел на бетонный порожек, закурил, огляделся, продолжая щуриться. М-да, изменился окружающий пейзаж с тех пор, как Янек привез его сюда на катере, с тех пор, как погиб безвестный капрал, с тех пор, как он обменивался загадками с Отшельником и дрался с сарацином… Вокруг выросли полевые укрытия — пожалуй, уже не дети, а внуки ветроустойчивых бараков времен первопоселенцев, — подступы со стороны Крепости прикрывал приземистый капонир, рядом со зданием метеостанции нелепо торчала наблюдательная вышка. И, понятно, народу тоже прибавилось по сравнению с последним визитом: в основном молодые парни и девчонки, кто с оружием, кто без, в самой разнообразной униформе, а кто и так, «по гражданке» — спешили по делам, собирались кучками в тени укрытий, кто-то возился у покореженного, покрытого вмятинами «ифрита» — уж не того ли, на котором Олег сюда летел?..

Прислушавшись, он уловил и ритм лагеря — почему-то он вызывал стойкие ассоциации с песнями про революционную Кубу. Все с вами ясно, ребята, усмехнулся он. Повстанцы, инсургенты, партизаны, или как вас там еще… В конце концов, чем «галоша» из ангаров Крепости хуже шхуны «Гранма»? Патрик, Патрик, зараза, что ж ты творишь-то? С такой кучкой юных энтузиастов попереть против военной машины Штаба, сопряженной как минимум с половиной мощи Управления — ведь и сам накроешься, и ребятишек этих ни за хрен положишь!..

Так, а вон и знакомые рожи: чуть в сторонке, на самом солнцепеке, обнаружились Стас и его бывший напарник, тот самый белобрысый наемник. Только глотки рвать они друг дружке не спешили: наемник, сидя на песке, глядел куда-то вдаль и вроде бы молчал, а непривычно разгорячившийся Стас что-то втолковывал ему, размахивая руками. Впрочем, будь Олег даже «сенсором» высшей категории, подслушать их он бы вряд ли сумел: чуть в сторонке держалась Ханна, уже успевшая переодеться в свеженькую «песчанку», и руки ее равномерно двигались, сплетая и удерживая «полог» над спорщиками.