головы до ног был покрыт клеем, а может быть, потому, что он боялся передать свою болезнь следующему поколению.

Однажды, собираясь написать завещание, Чжэн перебирал личные вещи. На дне одного из ящиков он обнаружил маленький шелковый мешочек. Когда Чжэн перевернул его, ему на ладонь выпал рубин. Остальные камни он уже давно продал и считал, что этот последний рубин просто потерялся. Но вот прохладный и тяжелый камень лежал на его ладони. Чжэн вдруг понял, что уже полжизни не вспоминал об отце.

У него задрожали руки. Он спрятал рубин и занялся другими делами, но, похоже, не в его силах было остановить то, что нарастало внутри его тела.

Чжэн не мог понять, откуда берется вся эта влага. У него перед глазами все поплыло. В них стояли слезы, как будто в потайном уголке его тела находился скрытый источник.

– Нет! – закричал Чжэн и с силой ударил кулаками по столу. – Нет, нет, нет!

Он в отчаянии обвел взглядом комнату, ища что-нибудь, что могло бы его отвлечь. Чжэн сосчитал от двадцати до одного. Спел бессмысленную песенку. Но ничто не помогало.

Когда это наконец свершилось, все произошло настолько обыденно, что Чжэн даже спросил себя, из-за чего он так переживал. По его щеке скатилась слеза. Повисев на подбородке, она упала на пол. Чжэн замер, глядя на темное пятно на половице.

Очень долго он пребывал в тишине и неподвижности. Затем произошло то, чего Чжэн так боялся. Все началось с хорошо знакомого давления внутри, которое в считанные мгновения стало невыносимым. Казалось, в его теле зарождается землетрясение.

Покрывающий его кожу клей потрескался и осы`пался. Из пор заструился песок. Смола, закупорившая подмышки, тоже исчезла, и из них с невероятной скоростью начали расти плети водорослей. Менее чем за минуту они заполнили всю комнату, в которой находился Чжэн, и он понял, что если немедленно не выбежит на улицу, то дом рухнет. Чжэн ринулся за дверь, но снаружи бушевала гроза.

Он упал посреди улицы, продолжая извергать песок и водоросли. Те, кто видел его, с криками разбегались. Его деревянные ступни отвалились, и из культей начала расти трава. Тело Чжэна увеличивалось в размерах, дождь и трава смешивались с песком, образуя почву. Она нарастала, слой за слоем, окутывая его плоть. Вскоре Чжэн был шириной с улицу и высотой с дом.

Собравшаяся вокруг толпа зевак в конце концов напала на него. Чжэн попытался встать на свои поросшие травой культи и убежать, но упал, раздавив собственный дом. Затем снова встал и побрел вперед, мучительно тяжело взбираясь на холм. Его шаги сотрясали землю, оставляя в ней глубокие ямы.

Толпа гналась за ним. К ней присоединились солдаты, стрелявшие из луков Чжэну в спину. Из его ран текло жидкое золото, и это побуждало гнаться за ним все новых людей. Чжэн продолжал увеличиваться в размерах и вскоре стал вдвое шире улицы и втрое выше своего дома. Он быстро терял человеческий облик. Руки и ноги исчезали внутри гигантского земляного шара, в который превратилось его туловище.

Переваливаясь на своих обрубках, Чжэн добрел до конца улицы. Мгновение спустя исчезли и они. Теперь, когда его уже ничто не поддерживало, шар, в который превратилось его тело, покатился вниз по дороге, ведущей к бухте, – сначала медленно, затем все быстрее и быстрее. Теперь уже ничто не могло его остановить. Становясь все больше, Чжэн подминал под себя дома, экипажи и людей. Он влетел в бухту, прокатился по рассыпающемуся под ним причалу и упал в море, подняв огромную волну, накрывшую суденышки.

Чжэн погрузился в воду и поплыл. Теперь он увеличивался еще быстрее, чем прежде – трава и водоросли стремительно разрастались. Эти перемены так захватили Чжэна, что он не заметил приближения нескольких боевых кораблей императора. Впрочем, вскоре он обратил на них внимание, потому что они начали стрелять в него из пушек.

Боль была просто невероятной. От крови Чжэна море в солнечных лучах засверкало золотом. Он думал, что настал его конец… но вдруг услышал знакомый голос.

Это отец звал его по имени.

Кокоболо с ревом врезался во флотилию. Поднятая им волна перевернула корабли императора, словно это были детские игрушки. Чжэн ощутил, как что-то соединилось с ним под водой, а затем отец начал увлекать его прочь, в открытое море. Когда опасность и шум остались позади, отец с помощью кокосовых пальм засыпал землей дыры, пробитые в теле сына.

– Спасибо, – произнес Чжэн. Его голос напоминал глухой рокот, и он сам не понимал, откуда доносится звук. – Я не заслуживаю твоей доброты.

– Конечно, заслуживаешь, – ответил отец.

– Ты за мной присматривал, – сказал Чжэн.

– Да, – признался отец.

– Все эти годы?

– Да. Я чувствовал, что однажды тебе понадобится моя помощь.

– Но я был так жесток к тебе…

Несколько мгновений отец молчал.

– Ты мой сын, – наконец произнес он.

Кровотечение прекратилось, но теперь Чжэна терзала другая, еще более мучительная боль – нестерпимый стыд. Он стыдился проявленной к нему доброты. Стыдился того, как обошелся со своим бедным отцом. Но больше всего стыдился – о, каким же тягостным было это ощущение! – самого себя.