платежеспособные больные, когда вам прекратят финансирование.

Тахион счел ниже своего достоинства отвечать на это оскорбление.

– Я свяжусь с вами, как только вернусь в Нью-Йорк.

– Отлично.

Хартманн вздохнул. Он попытался изобразить свою отработанную улыбку, но у него она не получилась. Пройдя к чемодану, он составил его на пол.

– Ну, тогда это все. Я еду за Эллен. Вполне понятно, что она растеряна и сильно ранена всем этим. – Неловкая улыбка появилась снова. – Перед ней я тоже буду извиняться. Пока я прощаюсь. Наверное, мы скоро увидимся…

Хартманн протянул Тахиону руку.

Тахион с горьким изумлением воззрился на протянутую ему руку. Он пытался понять, следует ли считать это прощальной жестокой шуткой Грега. «Слушай, все забыто. Давай пять, и помиримся. Мы снова приятели».

«Но я пять дать не могу, ублюдок! Ты об этом позаботился».

Хартманн внезапно понял, что сделал, и резко отдернул руку. Он ничего не сказал. Он прошел к двери и открыл ее. Они вышли из номера вместе.

– Проводите меня до лифта? – спросил Хартманн.

– Нет.

– Тогда я позвоню и запишусь на прием.

Тахион проводил его взглядом: рыхлый полный мужчина с белой лысиной, светившейся там, где волосы поредели. Он всегда считал Грега динамичным и красивым.

Теперь стало ясно, что это тоже было действием его способности. «Не сделал ли я ошибки, сказав о его способности правду? Может, было бы лучше позволить ему верить в то, что в него вселялись Кукольник и Гимли?

НЕТ! Он избежал наказания. Я не допущу, чтобы он избежал чувства вины».

Однако на данный момент Кукольник был мертв. Теперь Тахиону предстоит следить, чтобы это и дальше оставалось так. А это значит, что ему придется и впредь находиться рядом с Грегом Хартманном. Тошнотворная мысль.

Такисианец пошел к лестнице. Сев на бетонную ступеньку, он прислонил голову к холодным металлическим перилам. Рука у него снова пульсировала болью: казалось, острые когти раздирают ее до самого плеча. Он устало подумал, что, возможно, именно здесь умер Джек. А чуть ниже Грег убил собственного ребенка.

«Я тоже мертв. Но никто пока этого не заметил, потому что я все еще хожу».

Восемь июльских дней. Восемь дней, за которые он потерял столь многое: своего самого давнего друга на Земле, веру и уважение к Грегу Хартманну, любовь и уважение своих джокеров…

Свою руку.

Свою невинность.

Но Джек не умер. И он еще тоже не умер.

«Перестань жалеть себя, Тис, и продолжай жить».

«Но мне придется иметь дело с Хартманном!» – взвыл его разум.

«Ну и что? Когда он умрет и его похоронят, ты сможешь сделать о нем доклад в Американской медицинской ассоциации».

Он встал и пошел вверх по лестнице.