Он закрыл глаза и мрачно стал искать забвения сна. Обезболивающее туманом лежало на его разуме, но боль проедала его действие, словно концентрированная кислота.
– Все не настолько плохо. Боль не так уж сильна. Все будет хорошо.
И, как это ни странно, Тах согласился с этим мягким голосом. Он разлепил тяжелые веки и уставился в склонившееся над ним лицо Джоша Дэвидсона.
– Привет! Как себя чувствуете?
– Уже лучше. Мне показалось, что меня все бросили.
– Иногда люди получают напоминание об обязанностях и долге дружбы.
Острый запах мочи заставил Дэвидсона сморщить нос.
– Я описал кровать, – признался Тахион, до боли смущенный.
– Тогда надо перестелить постель. Давайте я вам помогу.
Дэвидсон опустил поручень, обхватил Тахиона за талию, взял стойку с капельницей и помог пересесть на стул.
– Подождите, я сейчас вернусь.
Он вернулся через несколько секунд в сопровождении медсестры, которая умело сменила постельное белье. Казалось, Дэвидсону хочется, чтобы она поскорее ушла. Как только за ней закрылась дверь, актер уселся за столик и, запустив руку в карман пиджака, извлек оттуда дорожные шахматы.
– Я подумал, что мы могли бы сыграть партию.
Он зажал в каждой руке по пешке – черную и белую, – спрятал руки за спину, а потом протянул Тахиону два кулака.
Тах потянулся было правой рукой. Оба мужчины застыли, глядя на обмотанную бинтами культю.
– Левая, – сказал Тахион.
Дэвидсон распрямил пальцы, демонстрируя черную пешку.
– Так, подождите. Я их вам расставлю.
Звучный голос актера дрогнул.
Дэвидсон сделал ход Е-2 – Е-4. Несколько ходов они сделали молча, а потом Тахион поднял голову.
– Гамбит Эванса. Очень старомодное начало, – сказал он, чуть сдвигаясь: виниловая обивка стула прилипла к его голым ягодицам. – Один мой друг всегда использовал этот гамбит.
– Да?
– Вы с ним не знакомы.
– А что с ним стало?
– Не знаю. Уже умер. Как все остальные.
– Может, и нет, – отозвался Дэвидсон. Тах приложил левый указательный палец к коню. – Не стоило бы. Слон лучше, – пробормотал актер.
Тах переменил фигуры, и…
– Дэвид! Дэвид! Дэвид – Дэвид – Дэвид – Дэвид!
Вырвав из руки капельницу, он бросился к сидевшему напротив него мужчине. И слабое тело его предало. Он не смог удержаться на ногах. Дэвид Герштейн подхватил его под мышки – и они оба скорчились на полу.
Твидовый пиджак царапал кожу. Цеплялся за щетину, которой обросли его щеки. Он плакал, словно трехлетка, и никак не мог перестать.
– Тише. Все уже в порядке.
И, конечно, стало так, ибо такова была способность Парламентера.
– Ох, Дэвид, ты ко мне вернулся!
– Только ненадолго, Тах. – Такисианец напрягся. – Я старый, Тахи. Я когда-нибудь умру. – Несколько мгновений они сидели молча, а потом Дэвид стряхнул уныние и сказал: – Давай вернем тебя в постель.
– Нет-нет, так нормально. Говори со мной. Расскажи мне все. Эти прелестные девушки – твои?
– Угу. Я ими очень горжусь.
– Они знают?
– Да. Семья была мне верной опорой. Когда я вышел из тюрьмы, я был страшно озлоблен. Правительство попыталось завербовать меня для своих секретных операций с участием тузов. – Выразительные губы скривились. – Я сбежал, и Дэвид Герштейн умер, а Джош Дэвидсон родился. У меня появилась новая личность, но старая ненависть осталась. И тут я встретил… Ребекку. Она унесла боль. Они ни разу меня не предали.
Темные глаза мужчины были задумчивыми и холодными.
– Джек… то есть он же…
– Все нормально, Тах. Мы с Брауном «нашли общие интересы», как выразился наш будущий вице-президент. И Браун напомнил мне, что, возможно, у