Ветерок, присвистывая и причмокивая, словно подзывая норовистую лошадь, скользнул вперед меня в зал. Я переступила порог, и по правую руку, шагах в пятидесяти от входа, распахнулась еще одна дверь. Стук моих башмаков тонул в этой бездонной тишине, нарушая ее не больше, чем хлопанье крыльев бабочки. За дверью оказалась трапезная – огромная, как два бальных зала, с тремя каминами, окнами в три раза выше моего роста и предлинным столом, который, должно быть, и за полчаса не обойдешь, а поперек можно пройти всего за десять минут. Я подняла глаза. В торце виднелся балкон для музыкантов, задернутый тяжелыми бархатными портьерами. Зал был сделан двусветным, и мне пришлось запрокинуть голову, разглядывая высокий потолок. На нем угадывались какие-то изображения – то ли роспись, то ли барельеф, но рассмотреть ничего не удалось, потому что выше балкона для музыкантов свечи не горели и потолок терялся в темноте.

Тогда я перевела взгляд на длинный трапезный стол. Он был тесно уставлен блюдами под серебряными и золотыми колпаками. Из ведерок со сверкающим колотым льдом торчали бутылки вина. На постаменте в виде Атласа, держащего на плечах земной шар, возвышалась огромная чаша, размером не меньше сидячей ванны, заполненная свежими фруктами. Сотни аппетитных запахов защекотали ноздри. В торце стола, ближе к двери, через которую я вошла, стояло огромное деревянное кресло, резное, золоченое, обитое каштановой парчой поверх золотисто-соломенного атласа. Инкрустированный гранатом шпиц устремлялся к потолку, словно мачта шхуны. Не кресло, а самый настоящий трон. Под моим взглядом оно слегка отодвинулось от стола и развернулось ко мне, приглашая сесть, как и тот стул в отцовском рассказе. Только теперь я заметила, что других стульев за столом нет и накрыт он на одного, хотя сияющие колпаки блюд, кубки, чаши и высокие кувшины, усыпанные самоцветами, тянутся до противоположного торца.

– Боже правый, нет, – отказалась я. – Я тут не сяду. И для кого весь этот пир? Я столько не съем.

«Надеюсь, заставлять не будут», – шевельнулась опасливая мысль. Что, если Чудище все же предназначает меня в пищу и хочет сперва хорошенько откормить? Впрочем, вряд ли, судя по этому столу, оно голодает. Значит, просто хочет потешить пресыщенный вкус мясом юной девы? Боюсь к тому же, эти деликатесы плохо отразятся на моем не привыкшем к изыскам желудке.

Вернувшийся ветерок принялся с укоризненным цоканьем и понуканьями подталкивать меня под колени и только что не волоком волочить к роскошному креслу, дожидающемуся в надменной тишине. Я робко примостилась на краешке, чувствуя себя как никогда невзрачной и потрепанной, тем более после целого дня в дороге. Белая льняная салфетка, развернувшись в воздухе, плавно опустилась мне на укрытые заплатанной домотканой юбкой колени. Передо мной выстроились семь ложек, семь вилок, четыре ножа и пять кубков самых разных форм и размеров. Приковылявший из ниоткуда столик с горячей водой, мылом и пушистыми полотенцами пристроился под моим левым локтем, и, пока я умывалась, блюда за столом не теряли времени. Повернувшись обратно, я увидела гору изысканных яств на своей тарелке.

Соблазн отказаться от еды и тем самым расстроить планы Чудища на мой откорм растаял, словно масло на раскаленной сковороде. Осталось только осознание, что с самого завтрака, съеденного двенадцать часов назад, у меня во рту за весь день не было ни крошки. Я с аппетитом принялась за еду. Не могу сказать, что узнала хотя бы малую часть из того, что мне предлагалось, однако приготовлено все было отменно. Разнообразием этот стол превосходил самые изысканные пиры, на которых мне доводилось бывать в городе. Однако стоило мне, наевшись, со вздохом откинуться на спинку кресла, как худшие опасения нахлынули с новой силой, словно только и дожидались, когда я отдохну, чтобы завладеть моим вниманием. Я выскочила из-за стола, забыв и думать о чудесных яствах, и направилась к двери. Больше ждать невозможно, я должна узнать сегодня и сейчас, какая судьба мне уготована. Если Чудище не желает идти знакомиться, что ж, я отыщу его сама.

Ужин придал мне сил, и я отправилась на поиски если не воодушевленная, то, по крайней мере, бодрая. Очень скоро я потеряла счет коридорам, лестницам, покоям и залам. Мне на глаза попадалась мебель и украшения всех мыслимых и немыслимых стилей – как тех, о которых я имела представление, так и совершенно неведомых. Столы, стулья, диваны черного дерева и всех оттенков коричневого, слоновой кости, алебастровые, костяные, даже медные, латунные и нефритовые, серебряные и золотые. И все как на подбор – произведения искусства и воплощение высочайшего мастерства. На стенах висели гобелены и сотни картин – в основном морские и сухопутные пейзажи. Людей на них почти не встречалось, впрочем, как и зверей. Никаких сцен охоты, никаких охотничьих трофеев – рогов, чучел или оружия. Лишь статуи на изящных постаментах или в нишах, фарфор в витринах и роскошные ковры, перемежающиеся с квадратами полированного мраморного пола или наборного паркета. Никаких часов и ни одного зеркала.

Довольно быстро я перестала понимать, куда и зачем иду, но упрямо продолжала поиски. Изысканный ужин, необычная обстановка и одолевающие меня опасения гнали прочь усталость и сон. Однако вскоре красоты замка начали сливаться в сплошное пятно. Глаза разбегались, как днем в саду и в трапезной перед ужином.

Через некоторое время – возможно, через несколько часов – один из коридоров вывел меня к двери с золоченой табличкой. При моем приближении сами собой зажглись свечи в нишах по обе стороны двери (я уже привыкла в своих блужданиях к невидимым пажам, которые, чиркнув невидимым кресалом, без лишних искр, с первой попытки, зажигают передо мной светильники). На табличке значилось: «Комната Красавицы». Едва я успела дочитать, как дверь бесшумно отворилась.

Я медлила. Что, если тут подразумевается вовсе не мое прозвище, а некая абстракция, и тогда меня постигнет неминуемая кара как незваную гостью? С другой стороны, я ведать не ведаю, какую игру со мной затеяли, а если владелец замка хочет заманить меня в ловушку, есть способы и полегче. Самим своим приходом в замок я выказываю покорность и смирение. Я заглянула внутрь. Даже в этом царстве изысков и шедевров комната поражала королевской роскошью убранства. Огромная кровать под золотистым пологом, покрытая белым покрывалом с алыми и зелеными узорами. Высокие платяные шкафы,