Оказалось, что умеет. И я его к Платону приставил, за телохранителя вроде как.
Остальной экипаж и Леонтий остались создавать огневую видимость. Оружие и патронташи, завернув в прорезиненный брезент, сложили в брезентовые же карманы, которые быстро смастрячили в бубликах спасательных кругов. Туда же сложили одежду с обувью: бегать дальше мокрым не хочется. Ну и плыли, держась за леера, чтобы не уставать особо. Капковых жилетов надевать не стали — они тормозят и сковывают движения, а нам надо проплыть метров триста, так что подержимся. Сперва под одним причалом, потом под другим, затем в обход большого старого грязного барка, затем уже за край мола выгребли.
Двигались довольно быстро, потому что четверо из нас ласты надели, но когда зашли за мол, ноги у меня уже гудели. Потом вдоль мола до берега, стараясь держаться к камням как можно ближе, — тут уже был риск нарваться на противника, если тот сам решит двинуть в обход этим маршрутом. Но не нарвались, добрались почти до самого берега. Там же выбрались на груду валунов, где начали быстро одеваться и вооружаться. Через пару минут все мотали поверх наших черных боевых костюмов, похожих на старую китайскую униформу, разве что со множеством дополнительных карманов, желтые ленты — на них не пожалели флага бедствия «заразные больные на борту», из которого ножами вырезали оба желтых квадрата. Разве что Васька в своем собственном — на него формы у нас не было.
Со стороны города и порта по-прежнему доносилась активная стрельба. Без автоматического оружия она все же не была по-настоящему впечатляющей, как раньше доводилось слышать, но все равно бухало здесь и там, ближе и дальше. Пушки и минометы форта молчали, потому что все происходило в жилой застройке. Кто с кем и где воюет — понять никак невозможно, стреляют — и все тут.
Поползли по берегу выше, медленно и аккуратно, парами, прикрывая друг друга. Байкин с Серафимом, Фрол со мной, Платон с Васькой — постоянными замыкающими. Бесшумного оружия, кроме двух однозарядных пистолетов, нет, не стал я его брать. Все «павловками» вооружены, потому что черт его знает, на какие дистанции стрелять придется. Да и вблизи мощный винтовочный патрон с мягкой головой куда серьезней бьет, чем ослабленный револьверный из того карабина, пусть и с утяжеленной пулей. Ну а Васька так с помпой своей и идет, не надо пока никаких изысков, умеет — и ладно. Зато у него картечь, ею раз — и квас.
Байкин с Серафимом остановились, держа на прицеле верх песчаного подъема, давая возможность нам оглядеться. А затем все произошло как-то быстро — над краем спуска вдруг показалось сразу несколько человек, бегущих пригнувшись и оглядывающихся назад, у всех в руках винтовки и — что глаз зафиксировал сразу — ничего желтого на них. Чужие, не ополченцы и не просто местные, потому что любой местный — и здесь, и на Большом Скате, и в Новой Фактории — он знает. Знает, что если в городе стрельба, то в первую очередь надо надеть то, по чему тебя опознают.
А у этих ничего не было.
Нас увидеть они не ожидали. Совсем, куда меньше, чем мы ожидали увидеть их, поэтому они выбежали на нас, уже изготовившихся к стрельбе, как на засаду на обратном склоне высоты.
Бегущий первым коренастый молодой мужик с круглой маленькой бородкой на круглом большом потном лице едва успел сменить выражение этого лица с удивленного на испуганное, когда моя пуля ударила его в середину груди. Байкин и Фрол успели выстрелить почти одновременно со мной, а еще я увидел одного из пиратов, открывшего огонь из абордажного карабина прямо с бедра, пуля щелкнула в камень прямо передо мной, камень меня просто закрыл, потому что летела она в живот, — спасибо тем людям, которые навалили этих валунов для защиты береговой линии от размывания, а я выстрелил в него, раз, другой, резко, до боли в пальцах, дергая рычаг, попал оба раза. После первого он дернулся, отступая назад, после второго попадания в грудь ноги у него заплелись, он свалился, а затем бревном скатился к воде.
Сзади часто хлопал карабин Платона, дважды грохнул дробовик, Васька пальнул, а у меня как-то быстро опустел магазин, и я выхватил револьвер, но противника передо мной уже не было. Байкин сидел впереди, судорожно заталкивая патроны в винтовку, Фрол, тоже успевший выхватить револьвер с длинным стволом, крутил головой, вид у него был очумевшим, как и у меня, наверное, а Серафим лежал на земле, держась за грудь, и сквозь сомкнутые пальцы текла ярко-красная кровь.
Платон кинулся к нему, на ходу открывая свою медицинскую сумку, за ним подскочил Васька, а я повел Байкина и Фрола вверх, к излому пляжного спуска, потому что если не смотреть через него, то можно пропустить подход кого угодно.
— Прикрывать будем.
Прикрывать оказалось совсем не так просто. Сразу за краем пляжа как-то неожиданно для меня начались заборы, а за заборами сараи. Здесь часто так строили — сами дома в центре городка, а на окраинах вроде как участочки с сараями — можно что-то крупное хранить, а то и редиску посадить, тут еще и огород. И вот в такое место мы и вышли. Та группа, которую мы только что повалили, видно, этими двориками и подошла, укрываясь от наблюдения.
В общем, прикрывать с этой позиции сложно, вперед ни черта не видно, да и вообще никуда ничего не видно, везде или заборы, или стены, или деревья, или разросшийся бурьян. Надо дальше идти, а Платон с Васькой пусть вытаскивают Серафима, у того, как мне кажется, легкое прострелено, там все не так хорошо и не так просто. Хотя… доплыть они с ним не смогут, а верхом до яхты не добраться. Сидеть на пляже — дурней ничего не придумаешь, там лотерея, сиди и жди, откуда на тебя выскочат.
И что делать? Черт, я же где-то здесь видел аптеку, второе или третье здание с этой стороны на набережной, и даже табличку «принимает доктор», но вот ее уже не помню где, не присматривался же специально — не нужен нам был доктор.