Он что-то говорил, причём очень яростно и злостно. Однако я не отдавал этому никакого отчёта и продолжал тупо идти вперёд, пытаясь обойти назойливую фигуру молодого напарника.
В уши будто ваты натолкали: я действительно ничего не слышал. В голове тоже никаких мыслей не было. Надо было только шагать. Сквозь туман, сквозь тьму, преодолевая препятствия выйти к спасительному острогу…
Как Антон поднял руку, как замахнулся – я не заметил. Я почувствовал только боль в левой щеке. Такую резкую, припекающую, раздражающую боль…
Я отступил на шаг. Пощёчина.. чтобы разбудить меня.. да, точно… Но тогда я этого не понял.
Приставив руку к повреждённому участку, я почувствовал жарящую, прям горящую, кожу под дланью. Отставив ладонь от щеки, я посмотрел на неё. Конечно, темень была такая, что я ничего не увидел, однако мне показалось, будто даже там кожа стала красной и теперь начала также припекать.
Моё состояние не давало успокоиться нервам, из-за чего подсознательно я ещё больше увеличивал боль. В конце концов не выдержав, я попытался закричать. Как ребёнок, у которого отняли конфету. Я стоял в полусогнутом состоянии и пытался выдавить из себя хоть какой-то звук, но судя по всему выходил только хрип, и я надрывал связки ещё больше, при этом продолжая осоловело смотреть на свою руку.
Так длилось до того, как чьи-то руки вновь не легли на мои плечи и не потянули к себе. Это был вновь Антон. Развернув меня к себе лицом, он схватился за ошмётки моего дождевика и притянул поближе к своему грязному, в красно-коричневых разводах, лицу, на котором уже красовался немалый порез над правой бровью и еле заметная недельная щетина.
Он вновь что-то кричал, притом не переставая меня трясти. Ввиду чего, конечно, мне было больно. Думаю, поэтому организм сработал сам: ответил на внешнюю угрозу.
Я всё ещё не управлял собой, поэтому сам не понял, как поднял руку и как попытался ударить ею своего товарища. Конечно, в его глазах это было жуть как медленно, так что парировать слабый толчок ему не составило большого труда: Антон просто отошёл чуть в сторону. Я же, оставшись во власти инерции, полетел дальше, прямиком на холодные рельсы.
Приземление было не очень удачным.
Не успевая за событиями, я просто не успел выставить вперёд руки, из-за чего повалился наземь, что мешок картошки: также плашмя и также неуклюже. Разразился новый приступ боли, пробежавший по всему телу и сильно давший в голову. Тогда-то всё вокруг чуть и прояснилось: я начал полноценно слышать.
– Эй.. мужик, что с тобой?! – гневно и растерянно доносился сзади голос Антона.
Тело начало слушаться чуть лучше и смог немного привстать с первого раза. Как только я через боль поднял голову, в свете фонаря сразу появился силуэт моего молодого товарища (фонарь, кстати, также был его).
– Эй… Ты чего? Эй… – он, направив луч в другую сторону, схватил меня за плёчо, взглянул в глаза и, поняв мою неосмыслённость, пощёлкал пальцами перед лицом. – Эй.. ты как? Что это с тобой? Всё нормально? Что это с то…
– Да! – только и смог выпалил я, пару секунд наблюдая за щелчками, а после всё-таки сообразив, что от меня просят.
Но оторвать взгляд от его пальцев я так и не сумел. Всё же пока поминал я далеко не всё так же, как прежде.
– Да-да-да! – почему-то очередью отчеканил я, как угорелый.
Было такое чувство, будто мой язык просто не успевал за мыслями, и все слова оставались на нём, выходя впоследствии запоздало…
– Я понял! Я понял… – теперь уже схватил меня за оба плеча Антон. – Ну как, лучше? – он чуть потряс меня. – Лучше я спрашиваю? – сначала приблизился к моему лицу, потом отдалился и побил меня по щекам товарищ.
Я же смотрел на него как придурок, просто не в силах хотя бы прищурить глаза. Хоть я и понимал, что надо было ответить.. просто не мог.
– Эй, Саня! Что с тобой?! – вновь по-старому заволновался напарник. – Парень! Давай, давай приходи в себя! Гоша плохо! Нужно помочь!.. Парень, ты меня понимаешь?! Гоше…
– Понял! – опять, будто идиот, выкрикнул я и затараторил: – Понял! Понял! Да, я понял!
– Всё, всё, всё.. Молодец, давай вставай. Тебе, видимо, только язык чуть отняло, остальное вроде как в более-менее порядочной норме, – всё это он сказал, уже двигаясь к Гоше, и обращаясь, скорее всего, к себе.
Единственная частица света, находившаяся в руках Антона, осветила ногу пострадавшего. Видимо, Гоша не мог встать именно из-за неё.
Он сидел на рельсах, чуть окутанный рвущимся на лоскуты туманом, и, разбросив ноги в разные стороны, гладил больную конечность.
Снова гвоздь. Память о нём крепко засела в пятке Георгия.. как бы комично это не звучало, однако это так. Что-то мне подсказывало, что мы ещё не раз вспомним о нём, во время нашего путешествия, до завершения которого… Я даже уже и не знал, когда оно кончится: не мог же мне привидеться разговор со своим Альтер-эго. А если так, то и словам его поверить надо, а они говорят, что моя участь совсем не та, что представлялась мне ранее…
Ну да ладно. Об этом уж точно не сейчас надобно рассуждать. Надеюсь, ещё будет время.
– Ну как, лучше? – приблизившись к Гоше, а затем чуть присев, спросил Антон.