смотрелось ярко и необычно, даже казалось неким знаком той Божьей воли, что избрала дочь крестьянина-армянина, сделав ее женой и матерью василевсов.

– Я могу лишь еще раз принести благодарность за тот великолепный прием, который был оказан мне! – с нажимом на последнее слово ответила Эльга. Уж если василисса потрудилась удостоить ее еще одной личной встречи, наверное, она и сама хочет услышать правду. – Я восхищена оказанной мне честью. Самые лучшие покои, самое дорогое убранство и утварь… Но могу лишь сожалеть о том, что моему сыну и соправителю не был оказан подобающий почет.

Глаза Елены раскрылись шире – не впервые ли в жизни она слышала от каких-то варваров упрек, что им мало почета?

– Его люди получили меньшие дары, чем мои служанки, а он сам – вовсе ничего. Неудивительно, что его посланцы пожелали немедленно покинуть Греческое царство. Я умоляла сына ничего не предпринимать до моего возвращения, надеясь, что это недоразумение будет нами улажено. Ведь ты знаешь: в прошлом между русами и греками не раз случались раздоры, и у нас еще слишком мало опыта жизни в дружбе и добром соседстве. Столь слабое дитя не следует подвергать таким испытаниям, – Эльга улыбнулась, надеясь смягчить свои слова, – пока оно не подрастет и не окрепнет.

Она вложила в эту речь лишь напоминание – о походах Ингвара, Аскольда и Дира, Олега Вещего. О том, что грекам трудно защищать свои владения на северном берегу моря, когда приходится постоянно воевать с сарацинами. Но в этих же словах легко было увидеть угрозу.

– Сколько тебе лет, дочь моя? – осведомилась Елена.

– Тридцать шесть, насколько помню.

Эльга надеялась, что не ошибается: время от времени они с Утой садились и начинали перебирать события недавних лет – вехи для памяти, – заново пересчитывая свой возраст. Пока выходило тридцать шесть – и ровно двадцать лет с тех пор, как обе они прибыли в Киев.

– А я уже тридцать восемь лет ношу царский венец, причем это совершенно точно, – снисходительно пояснила василисса, и Эльга отметила: Елена царствует на два года дольше, чем сама она живет на свете. – Я видела немало честолюбивых притязаний, а также то, к чему они приводили. Первое, чему должен научиться всякий христианин, – это смирение. Мы рады оказать нашим духовным чадам царские благодеяния и милости, во всем достойные нашего высокого сана. Но и вам следует понять: новорожденный младенец не равен отцу. Василевс ромеев среди прочих архонтов, кто бы они ни были, – это Христос среди апостолов. Василевс не вступает в дружбу с иными народами, он ее дарует. И всякий, из рук наших принявший средство к спасению, отныне находится под нашим духовным покровительством, но взамен повинуется нам, как почтительный сын. Господь избрал василевса ромеев и дал ему, как лучшему, царство свое над всеми, и положил его, как сторожевой столб на холме, или как изваяния из золота на вершине порфировой колонны, или как могучий город на горе, дабы народы несли ему дары и населяющие землю воздавали ему поклонение. Ведь тебе известно, сколько ценнейших, неповторимых реликвий Христовой веры хранится в Новом Риме? В храме Богоматери Фаросской ты видела Мандилион. Ровно тринадцать лет назад Нерукотворенный лик Спасителя вступил в богоспасаемый град наш через Золотые ворота, как сам Спаситель вступил в Иерусалим, и с тех пор пребывает в нем.

При упоминании Золотых ворот в мыслях Эльги мелькнул образ Вещего и его щита. На Золотых воротах – через которые вступают в свой город василевсы и однажды вошел Нерукотворенный лик самого Спасителя! При Вещем Мандилиона еще не было в Константинополе, и русскому князю тогда не удалось пройти через Золотые ворота, но он оставил щит, давая понять: мы вернемся. И войдем. Именно сейчас Эльга осознала это и едва сдержала слезы волнения.

Елена заметила блеск ее увлажнившихся глаз, но поняла его неправильно. Уж конечно, ей Золотые ворота навевали воспоминания о собственных предшественниках у власти, не чужих.

– У Богоматери Халкопратийской ты на днях лицезрела пояс и ризу Пресвятой Богородицы, ведь ты помнишь?

Эльга почтительно кивнула. После крещения ей показали эту святыню: обычный женский пояс из грубой буроватой пряжи – сказали, это шерсть верблюда, а пояс Богоматерь соткала своими руками. Немного чудно смотрелся на этой простой некрашеной шерсти золотой узор из листьев: его вышила василисса Зоя, которую наложение пояса исцелило от злого духа.

– В храме Святых Апостолов хранятся святые мощи апостолов Тимофея, Луки, Андрея, – продолжала Елена, – Иоанна Златоуста, Григория Богослова, других святых патриархов. Там же возлежит глава апостола Матфея. В Студийском монастыре хранится верхняя часть главы Крестителя. В монастыре Всенепорочной Богородицы – оправленная в золото глава апостола Филиппа и отпечатки стоп апостола Павла, оставленные им в камне. А колонна Константина! Она одна могла бы считаться средоточием всех ценностей христианского мира: в часовне внутри ее подножия хранится топор Ноя, коим он строил ковчег, посох, коим Моисей добыл воду из скалы, и те двенадцать корзин с остатками пяти ячменных хлебов, которые собрали после того, как Христос накормил ими пять тысяч человек! Ты же знаешь об этом чуде? Я обращусь к патриарху, чтобы он показал тебе все святыни. Сам ангел Господень принес святому Константину царские венцы и мантии. Святой нашей покровительницей, равноапостольной августой Еленой, был обретен сам Крест Господень. Нужны ли еще доказательства, что народ ромеев избран Господом? Прежде иудеи считали себя богоизбранным народом, но сказал Иисус: «отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его»[35]. И ценнейшие святыни христианства дарованы ромеям в знак того, что мы – наследники Царства Божия. «Очи Господни на праведников и уши Его к просьбе их, лице же Господне против делающих зло, чтобы истребить с земли память их»[36]. И долг всех иноплеменных, особенно тех, кто наречен