– Едва ли стоит напоминать ей о позорной смерти ее мужа! – Константин сделал сыну предостерегающий знак.

Феофано воззрилась на супруга довольно хмуро и закрыла руками голову ребенка, будто желая помешать ему слышать. Ей не понравилось то, что Роман при всех упомянул свою привычку ходить по харчевням.

– Нет, спроси! – настаивал Роман. – Я хочу знать, это правда? Ты же сам меня учишь, – он повернулся к отцу, – что надо знать все обычаи и состояния других народов, особенно тех, что враждуют с нами или подчинены нам. А русы – с ними непонятно, враждуют они или подчинены. Теперь, раз она крестилась, они должны быть подчинены, правда же? Мы же дали им возможность спасения души, неужели им за это жалко каких-то пару тысяч человек для Крита? Вы с ней говорили об этом?

– Да, нам пришлось упомянуть… – начал Константин.

Но Эльга, до которой не долетал его негромкий голос, наконец опомнилась от изумления.

– Я не знаю, кто поносит моего мужа и позорит его память, приписывая ему разбойничью смерть! – в гневе ответила она, даже не заметив, что перебила августа. – Светлый князь русский Ингвар погиб в бою, как и подобает достойному человеку. Мне очень жаль, что он не успел узнать Христову истину и спасти свою душу, но я буду молиться о нем до конца моих дней, надеясь, что Господь в милосердии своем смягчит его участь. Но едва ли умягчатся сердца всех русов, если они не будут видеть от Романии материнскую заботу и щедрость. Разве не сказал пророк: «Язык грудного младенца прилипает к гортани его от жажды; дети просят хлеба, и никто не дает им»[25]. Русские христиане – ваши дети, василевсы ромеев, не оставьте же детей ваших без хлеба. Только добротой и щедростью можно умягчить сердца людей, не знающих Бога. Но что вы дали мне? Чем, кроме Слова Божия, могу я склонить к любви мой народ?

– Слова Божия не бывает мало! – возразил Константин. Держался он теперь более оживленно, чем раньше, но голос его стал неровным. – Трава засыхает, цвет увядает, а слово Бога нашего живет вечно[26]. И еще скажу тебе: не одним хлебом живет человек, но всяким словом, исходящим от уст Господа, живет человек[27].

– Мудрость истекает из уст твоих, будто мед, – почтительно ответила Эльга. Она понимала: не ей, кое-что перенявшей на слух из бесед с Ригором и Полиевктом, состязаться с Константином, прославленным своей ученостью даже среди хитрых греков. – Но как донесу я до моих людей слово Божье, не имея ни книг, ни учителей веры, ни священников? Не имея епископа, который устроил бы для русов церковь Христову?

– Но это уже решено, – Константин взмахнул рукой. – Патриарх выбрал достойного мужа, славного благочестием и ученостью, который будет рукоположен и благословлен для устроения церкви в ваших славиниях…[28]

– Я бы с радостью приняла этого ученого мужа и держала возле самого сердца, как отца духовного, – Эльга наклонила голову. – Но прежде я должна найти средства достойно содержать епископа и церковь. Не может быть, чтобы мудрые ромеи, способные заставить золотых животных двигаться и рычать, не могли решить такого простого дела! – Эльга улыбнулась и указала на золотой стол, где золотая посуда сменялась так же легко, как скользят по ветру осенние листья: – Ведь у вас золота не меньше, чем у солнца – света! Сколько в Романии епархий, церквей, монастырей – неужели вам не по силам еще одна?

– Большинство их содержится на собственные средства: подати с земельных владений и пожалований от прихожан. Ты говоришь, у тебя нет золота, но зато у тебя много земли! Не меньше, чем в Индии! Так почему ты не дашь церкви землю?

– Землю? – Эльга подняла руки, как Богоматерь на мозаиках, и ей померещилось, будто вся Русь необъятная короваем лежит на ее ладонях. – Я не так могущественна, чтобы брать и раздавать землю! У нас есть предание про одного великана, его звали Святогор. Он был огромен, будто горы, доставал головой до неба, но даже он надорвался и умер, пытаясь подвинуть землю.

– О чем она говорит? – Роман, с живым любопытством наблюдавший за Эльгой, повернулся к отцу. – Я не понимаю.

– Не важно, – с досадой ответил старший соправитель. – Очевидно же, что она не понимает нас!

– Лишь сам Господь смог сотворить небо и землю за семь дней, – продолжала Эльга. – Создать церковь для огромной страны, населенной множеством разноязыких народов, за короткий срок не в силах человеческих. Церковь наша будет нуждаться в поддержке. От твоих рук, василевс ромеев, она должна будет получать дары на свое содержание, пока число христиан не умножится настолько, что они смогут поддерживать ее и сами. Если же высадить это семя и оставить без полива золотым дождем царских щедрот, росток захиреет и засохнет куда ранее, чем принесет плод.

– А ты говорил, они варвары! – Роман в восхищении хлопнул ладонью по столу. – Она все правильно понимает. Без денег из ничего и будет ничего! А ты говорил, что хватит одного страха Божьего!

– Я не могу обеспечивать варварские епархии, когда ты сам знаешь, что у нас с налогами и куда уходят все наши деньги! – Константин обернулся к сыну, явно недовольный, что тот поддержал не ту сторону. – Или знал бы, если бы уделял немного твоего драгоценного внимания делам, а не… сам знаешь чему! – Вспомнив о присутствии чужих, он умолк и вновь воззрился на Эльгу. – Если вы дадите людей, чтобы мы наконец разбили Сайф ад-Даулу и покончили с проклятым критским эмиром, тогда мы навсегда избавимся от бедствия, разоряющего наши побережья, и возьмем огромную добычу. Ваши люди получат от царственности нашей щедрые награды – и смогут на эти деньги поддерживать церковь у себя, в Росии. Не говоря уж о том, что это прямой долг русов, возложенный на них Богом, – всемерно поддерживать Новый Рим, но ты по твердости твоего сердца не хочешь этого сделать! Мы предлагаем вам послужить Христовой истине и принести пользу как ради старых договоров, которые были заключены твоим мужем, так и новых, которые могут быть