Я проверила эту возможность по пособию М.И. Стеблина-Каменского «Древнеисландский язык»: там есть в словаре «skuta» – «лодка», множественное число – «skutur». Но вполне понятно, что Татищев, не будучи «норманистом» и не знавший древнескандинавского языка, подобрал понятное для него объяснение непонятного слова. Но вот похоже, что слобода Скутары, известная во времена самого Татищева, во времена Ольги называлась город Халкедон. Не могу сказать, когда Халкедон превратился в Скутары, но в самых подробных трудах о византийском прошлом Стамбула есть Халкедон и нет Скутаров. Лиутпранд Кремонский, дипломат и историк, именно во времена Ольги два раза посетивший Константинополь, упоминает Халкедон.

К чему же все это ведет? Если загадочными тетрадями Мелхиседека зафиксирован отрывок подлинной речи Ольги, то это можно считать подтверждением того, что язык русской дружины того времени изобиловал скандинавскими заимствованиями. Епископ Иоаким, архимандрит Мелхиседек и историк Татищев, сами того не зная, донесли до нас доказательство тому.

Второй любопытный момент – якобы сватовство императора к Ольге. Почему это было невозможно, подробно изложено в тексте романа: оба императора на тот момент были женаты, причем Роман годился Ольге в сыновья, а Константин сам написал целый трактат на тему, как отказывать варварам, претендующим на брачный союз с императорским домом. И никак не могло быть, чтобы царь-ученый Константин не знал простейших правил христианской жизни (запрет на брак между крестным отцом и дочерью). Вполне очевидно, что сюжет возник на русской почве и был рассчитан на внутреннего потребителя. И он, при всей его фантастичности, практически стал основой летописного рассказа об этой поездке. То есть летописный рассказ состоит из двух частей: крещение Ольги и хитроумный отказ на сватовство императора. Будто иной цели этот визит и не имел. Откуда взялся рассказ о сватовстве и почему прижился? В точности это едва ли можно будет установить, но мне кажется убедительным, что легенда о сватовстве была создана в окружении Ольги с целью затушевать и объяснить неуспех посольства. Выставить свою княгиню умницей, а ее противника – дураком и неудачником.

Ибо резкий ответ Ольги греческому посольству выражает ее решительное недовольство сотрудничеством. А ведь он обращен не к кому-нибудь, а к ее крестному отцу, который для крестной дочери являлся земным Христом, и невежливое обращение с ним – практически святотатство. Чтобы так ответить, нужно было иметь очень весомые причины для недовольства. Прямая попытка наладить желательные для Руси отношения с греками завершилась провалом, к чему вели, надо думать, вполне объективные причины.

Но Ольга не заслужила бы своего места в истории, если бы на этом и опустила руки и не стала искать другие, более эффективные пути к цели. И каким образом она их нашла, мы увидим в дальнейшем.