жутко услышать что-то плохое. Поэтому он спросил первое, что вертелось на языке:

– А вы умерли или ушли в отшельники?

– Я в любом случае умер как правитель империи, – царь грустно улыбнулся. – В том мире, в котором я пребывал, надо мной висел рок. У нас, в отличие от простолюдинов, нет выбора. Мы невольники своего рождения. Я взошел на престол через переворот, а по-иному в те судьбоносные дни и не могло случиться. И теперь в веках я отцеубийца. Но есть ли в том хоть капля моей вины? Я начал свое правление с послаблений, а закончил утяжелением цепей. Но могло ли быть иначе? Я победитель непобедимого корсиканца. Но есть ли в этом хоть малая доля моей заслуги? Мы всего лишь рабы обстоятельств в царском облачении. И чтобы обрести свободу, нужно либо умереть, либо уйти в отшельники, а для политики – это все одно: смерть.

Из пространного ответа Олег понял весьма немного, может, оттого, что некоторые слова из речи духа-покровителя были ему совершенно неизвестны, а значение других казалось знакомым, но смутно.

– Что, родимый, получил ответ, задавай второй, – гаркнул орел. – А то в этом вашем разрушенном мире как-то совсем невесело, а я не люблю, когда мне невесело.

В голову ничего путного не лезло, и, зацепившись за последние слова державной птицы, Олег спросил:

– А правда, что мир был разрушен из-за того, что Бессущностного стошнило?

– Что-что? – орел в недоумении хлопнул крыльями.

– Так шаман говорил, – Олег смотрел то на царя, то на его дерзкого спутника.

– Сейчас я тебе расскажу, почему случилась катастрофа, – пернатый собеседник принялся расхаживать из стороны в сторону, подергивая головой и приплясывая, причем тот глаз, который смотрел на царя, светился золотым и смотрел с обожанием, а обращенный на Олега – желтым, взирающим с нескрываемым презрением. – Любая версия гибели почти всегда правильна, так что шаман не соврал, но я сделаю кое-какие уточнения.

Олег внимательно следил за мельтешащей туда-сюда птицей, боясь что-то упустить.

– Все дело в мутантах. И если, мой юный друг-нуклеар, кто-то полагает, – продолжил говорить орел, – что мутанты появились только после ядерной войны, он глубоко ошибается. Они существовали с самой ранней истории человечества. Вот, например, на гербе империи, которой одно время управлял благословеннейший Александр Павлович, была изображена двухголовая птица. Так что мутанты захватили власть еще в древнейшее время. Но водилась тогда лишь одна разновидность – монархическая. Хотя примерно в те годы, когда Его Императорское Величество изволили оставить трон, появились еще три конкурирующих популяции. Изначально они были трудноразличимы, их даже часто путали, но примерно сто лет спустя тройка распалась на враждующие единицы. Имя им…

Державная птица выдержала минутную драматическую паузу, а затем хриплым басом величественно отчеканила:

– Фашисты, коммунисты и педерасты.

– По-моему, ты путаешь термины, – нахмурился царь. – Да и почему именно так? Можно тогда еще исламских фундаменталистов вспомнить.

– Позвольте с вами не согласиться, Ваше Императорское Величество, – орел поднял одно крыло, как бы показывая важность изрекаемого. – Были исламские фашисты, исламские коммунисты и исламские педерасты, а четвертого не дано. Но разрешите, я продолжу. Дело в том, что ни один из конкурирующих видов не мог достигнуть компромисса со своими соперниками. Соблюдение прав одного из меньшинств автоматически приводило к нарушению прав и свобод двух остальных. О сером человеческом большинстве, разумеется, и вовсе никто не вспоминал, разве что в дни выборов. Одним словом, двести лет борьбы привели к неразрешимым противоречиям, которые закончились атомной войной.

После этой тирады наступила тягучая тишина. Олег с изумлением переваривал сказанное: мутанты, оказывается, были всегда…

– И, – спросил юноша, – чем они отличались от обычных людей? Двумя головами?

– Это уже третий вопрос, – промолвил орел, – а мы договаривались, что ты задашь только два.

– Ответь ему, – тоскливо произнес царь.

– Как прикажете, Ваше Императорское Величество, – птица повернула голову в сторону юноши и важно проговорила: – Мутации имели невидимый, внутримозговой характер. Поэтому выродок ничем не отличался от обычного сапиенса.

– Всё, нам пора, – сказал Александр Первый, – ты, молодой нуклеар, отныне принадлежишь клану Отшельника, из чьих рядов избирается шаман. В работе будь ретив, в делах исполнителен, неси службу честно…

– Подождите, – внезапно перебил наставления царя Олег, – не уходите.

От проявления такого явного неуважения орел издал негодующий клекот.

– Вы простите меня, пожалуйста, – заговорил скороговоркой юноша, – я вспомнил, вспомнил еще один вопрос, позвольте мне его задать. Это важно для меня. Ведь вы хотели освободиться и освободились. И я тоже очень хочу…

Император тяжело вздохнул, лицо его осунулось, посерело, сделалось безотрадно каменным.

– Какой наивный… – обреченно проговорил он. – Что ж, спрашивай.

– А что такое звук хлопка одной ладонью?

Царь улыбнулся – впервые за время беседы.