остальными замками.

По мере того как мои силы возрастали, ко мне потянулись делегации из Фоссано. Те цеха, которые раньше отказывались снабдить меня гарнизонами, вдруг изменили свое мнение. Когда количество моих «гостей» достигло ста, цех винокуров прислал мне десять подмастерий в подмогу. Когда воины и маги перестали помещаться в замке и в конюшне, цеха аптекарей и кондитеров-пекарей одарили меня двенадцатью новобранцами. Когда палатки захламили весь двор, сдались кузнецы и плотники. Они дали мне в общей сложности почти тридцать человек. Я был в шоке от такого наплыва и начал переправлять пополнение в Таглиат, Буретто и Фужеро.

– Ну что, Арт, убедился, как я прав? – по-детски радовался Никер и задавал мне этот вопрос при любой встрече.

Я только разводил руками, соглашаясь с его правотой. Еще три дня назад я мог бы поклясться, что ничего из затеи не выйдет. А сын виконта Никер, в отличие от меня, хорошо представлял себе количество дворян и магов, недовольных своим положением.

Окрыленный успехом, Никер теперь в конце каждого разговора со мной, как правило, показывал пальцем вниз и одним губами спрашивал:

– Все-таки кто это там, а?

Я уже не мог оставлять друга в неведении насчет Вилли, но как трудно было решиться сказать ему правду! Ведь, как ни крути, Никер – добропорядочный дворянин, воспитанный в строгих религиозных традициях. Пусть его вера в Многоединого не отличалась крепкостью, и он снисходительно относился к моим выходкам со жрецами, но какова будет реакция, если откроется правда о дядюшке? В один прекрасный день я все-таки был вынужден сказать Никеру, что сначала нанесу визит в Фоссано, потом вечером вернусь и приподниму покров со всех тайн.

Через полчаса после этого разговора я действительно выехал в Фоссано, чтобы проверить, как обстоят дела с домом, в котором якобы хранится журнал алхимика, и заодно встретиться с бургомистром.

Меня сопровождала охрана из двадцати человек, но на пустой площади Павших Героев я приказал охране оставаться на месте, а сам спешился и по узким улочкам направился к дому. После разговора с Эмилией прошло целых три дня, а не два, но раньше вырваться я никак не мог.

Наверное, мое сердце стучало чуть сильнее обычного, когда я отворил дверь и вошел в темную сырую прихожую. Если Эмилия помогает деймолитам, то в доме явно или неявно кто-то уже должен был побывать. Причем дураки перевернули бы тут все вверх дном, а умные постарались бы покопаться тихо, а потом подождали бы, пока я сам найду журнал.

Я опустился на корточки и внимательно посмотрел на потрескавшийся деревянный пол. Над ним были натянуты тонкие нити. Любой, не знающий о нитях, порвал бы их, даже не заметив этого. Я выпрямился и выдохнул. Все нити были целы.

Я снова запер дверь тяжелым железным ключом. На миг в мою голову забрались сомнения: а что если ловушка просто не могла сработать? Вдруг этой самой организации нет и все смерти алхимиков случайны? Но я вспомнил, сколько их было, этих смертей, и отверг всякую случайность. В моих планах на будущее важное место занимал пункт о том, чтобы поймать хоть одного из убийц алхимиков и добыть из него информацию об организации.

Когда я возвращался к своей охране, то остановился у стены, чтобы пропустить какую-то девчушку в зеленом платье, которая тащила тяжелый кувшин и меня даже не сразу заметила. Эта девушка, почти девочка, показалась мне смутно знакомой. Я прошел еще несколько метров, перешагивая через лужи с неровными краями, и почти уже свернул за угол, как вдруг за моей спиной раздался звонкий крик:

– Сзади, господин барон!

Я провел в этом мире почти три года и выжил лишь благодаря своей реакции. Часто приходилось сначала действовать, а потом уже думать. Вот и сейчас я сделал быстрый шаг вперед, одновременно разворачиваясь и выхватывая меч. Это было как нельзя вовремя, потому что за мной находились двое в плащах (и откуда они только взялись!): один уже замахивался длинным кинжалом, а другой сжимал в руке что-то вроде гладиуса.

Мой меч сразу рассек руку, держащую кинжал, и первый противник выбыл, озабоченный болью и кровью. Второй же заставил меня удивиться. Он принялся с таким искусством отбивать мои удары своим коротким гладиусом, будто был древнеримским легионером, а не наемным убийцей с повадками шпаны. Его лицо, обезображенное шрамами, вытянулось, поглощенное сражением. Он продержался против меня, знатока современного фехтования, наверное, больше двадцати секунд. Несомненно, у него был талант, и если бы я занимался с ним, то сумел бы вырастить первоклассного бойца. Но, к сожалению, мой меч все-таки проткнул его живот – и заниматься стало не с кем.

Мне пришлось снова обратить внимание на первого, который ковылял прочь, баюкая руку.

– Стоять! – распорядился я, быстро приближаясь. – Я с тобой не закончил.

От моего пинка убийца повалился на землю. Больше никого здесь не было, только девчушка, предупредившая меня, быстро потащила свой кувшин за угол. Я окликнул ее, но она не вернулась.

Потом примчалась моя охрана, благо до площади было всего ничего. Мы связали раненого и остановили кровь. Я отправил двоих вместе с ним в замок, к Антуану, чтобы десятник без спешки выяснил все обстоятельства.

Из-за прыжков во время боя мои черные сапоги совсем заляпались грязью, и мне пришлось заплатить какому-то мальчишке, чтобы он их почистил. В самом деле, не идти же в таком виде к бургомистру! И пока обувь чистилась, я вдруг вспомнил, где видел ту девчушку.

Она жила в замке Праста, в Таглиате, и во время штурма мой Воронок спас ее от автономного голема ценой собственной жизни. Я еще тогда хотел узнать ее имя, но завертелся в хороводе дел и забыл о ней.