Вместо ответа я подошел к книжному шкафу и снял с верхней полки четвертую книгу. Там, между страниц, лежал желтый лист бумаги.

– Не так давно мне повезло добыть завещание одной женщины, жившей в Фоссано, – пояснил я. – Она указывает, как разделить имущество между ее детьми, но также упоминает о журналах своего отца, алхимика, который погиб при странных обстоятельствах. Похоже, он тоже интересовался взрывами. Вот послушай, что она пишет: «Мой отец преуспел во многих науках: очистка золота, приготовление купороса, обжиг киновари, создание черного порошка, который сильно горит и взрывается…» В завещании сказано, что журналы отца спрятаны в доме в Фоссано. Я пытался их найти, расспросил ее сыновей, купил у них этот дом, обшарил его на скорую руку, но тщетно. Сыновья сказали, что журналы или замурованы в стену, или закопаны в подвале. Может, послезавтра я снова поищу журналы. Все там переворошу на этот раз. Дом – пятый от восточных ворот, если двигаться вдоль канавы. Дверь окрашена в синий и зеленый цвета, его невозможно спутать с другими домами. Это секрет, конечно, его нельзя распространять.

Эмилия села в кресло и сложила белые и ухоженные руки на коленях.

– Так все же получается, господин барон, вы тоже хотели изучать взрывчатые вещества? Иначе зачем тогда вы приобрели это завещание?

– Не совсем так. Я собирался купить шахту, стать золотопромышленником, – честным голосом ответил я. – А тот алхимик, его звали Блант, разработал отличный метод для очистки золота. Гораздо лучше, чем описано здесь, – я постучал пальцем по «трудам» Афинской академии. – Да и вообще эти академики почти все внимание уделяют големам и хиле. Остальное у них происходит между делом. Но меня так заинтересовала смерть Бланта, что я стал докапываться до ее причин и неожиданно обнаружил связь загадочных смертей алхимиков с их работами над взрывчатыми веществами.

Эмилия, похоже, поверила мне. Она еще немного поговорила со мной насчет грядущей войны и управления замком, а потом отбыла. Я же вернул завещание на место и крепко задумался.

Дело в том, что половина того, что сейчас услышала Эмилия о Бланте, не имела никакого отношения к действительности. Алхимик существовал, его дочь существовала, но никакого завещания не было. Я это «завещание» состряпал сам, а заодно купил и дом. Все это – чтобы проверять моих соратников.

Мне казалось, что вскоре придет время, когда нужно будет точно знать, кто работает на деймолитов, а кто нет. И вот время пришло: Эмилия первая подверглась проверке. Я уже никак не мог рисковать: эта девушка казалась мне необходимым человеком, и ее следовало посвятить во многие секреты.

Я рассуждал так: если член тайной организации, работающей на деймолитов, узнает о том, что где-то есть журналы убитого алхимика, то попытается эти журналы добыть, чтобы уничтожить. Но для этого придется войти в дом, о чем я сразу же узнаю. Причем войти в дом нужно до того, как я там «все переворошу послезавтра». Если в течение ближайших двух дней кто-то заберется в тот дом, значит, Эмилия работает на деймолитов, и наше общее дело находится в большой опасности.

Мне очень хотелось, чтобы Эмилия оказалась вне подозрений. Но следовало потерпеть два дня, только тогда я получу окончательный ответ.

Вопреки моим скептическим ожиданиям, воззвание Никера о войне против графа все-таки принесло свои плоды. Поначалу эти плоды выглядели большей частью как бедные рыцари на тощих кобылках и потрепанные маги на ослах и без гроша за душой. Первые желающие присоединиться к моей «справедливой» войне начали прибывать уже спустя сутки после написания воззвания.

Сначала приехал какой-то юноша с оруженосцем и заявил, что он – младший сын барона из соседнего графства, что он ненавидит всякую несправедливость и очень хочет узнать, за какие именно подвиги будут выдавать замки. Потом объявился маг в куртке, видавшей лучшие времена, который сразу попросил деньги и хилу в качестве задатка за свои будущие свершения. Затем пришли пешком три здоровых лоботряса в доспехах и прямо заявили, что лошадей проиграли в карты и теперь готовы на все, чтобы существенно улучшить свое финансовое положение.

Я подумал, что этим дело и ограничится, ведь первые добровольцы были путешественниками, проезжающими через наши края. Но нет! Следом за ними потянулись домоседы. Например, от одного-единственного барона соседнего графства приехало четверо младших сыновей со слугами и оруженосцами. Всего же у этого любвеобильного барона было семь сыновей и пять дочерей. Он привечал лишь старшего, а остальных отпрысков мужского пола с малых лет настраивал на то, чтобы они добыли себе имущество копьем и мечом. Объявилась небольшая разорившаяся школа магов, состоящая из четырех разодетых, но зверски голодных наставников, скрывающихся от кредиторов. На трех телегах прикатили юные «оруженосцы» сомнительного происхождения и без единого рыцаря. Впрочем, держать меч они умели.

Мы кое-как разместили первых прибывших в замке, но волна не стихала. Нищие рыцари и маги потекли полноводной рекой, но иногда попадались и хорошо экипированные личные враги графа Жоффруа. Эти прибывали со слугами, солдатами и запасными доспехами. Некоторым досталось место в конюшне, спешно переделанной в двухярусную гостиницу, а для тех, кто приехал значительно позже, пришлось ставить палатки во дворе.

Особо запомнился мне один тип по имени Бирн, рыжий малый в хороших доспехах и с отличным оружием. Он сказал, что его отец – вассал графа Жоффруа и поэтому он не станет принимать участия в штурме отцовского замка, хотя отца ненавидит, но с удовольствием поможет нам со всеми