За какие-то полминуты вода ушла, обнажив дно, покрытое разноцветными разводами солей.
Теперь было видно, что Лод стоит в начале широкого, метра три шириной, каменного бара, который уходит к противоположному краю озера и исчезает в зловещей черной дыре.
Лод обернулся к нам и испытующе поглядел на Рихарда, словно бы ища его консультации.
– Я так понимаю, нам туда?
– Да, туда! – воскликнул Рихард и решительно ступил на камни, на которых еще не обсохла едкая кислота.
Не обращая внимания на зеленый дым, заструившийся из-под шипящих подошв его сапог, он размашисто зашагал к Лоду.
Чувствовалось, что капитан «Любовницы ветра» ни в чем не хочет отставать от своего компаньона.
Следующей на дно прыгнула Таис, которая, похоже, была отважна, как дикая рысь.
Ее примеру последовали прочие люди Рихарда и Лода.
Мы с дядей Вовой тоже присоединились к этой процессии, замыкающими.
Мне, признаться, не давал покоя вопрос: а что будет, если вода наполнит озеро так же быстро, как только что из него слилась?
Что же касается бережливого дяди Вовы, то он волновался в основном за сохранность протекторов на своих форменных берцах.
– Тут еще попробуй такие купи… – ворчал старшина. – У этих-то дикарей…
Короткий низкий тоннель, чья высота была такой, что даже невысокому мне пришлось пригнуться, окончился в узкой комнатке, метров эдак на шесть квадратных, размером с мою каюту на «Ретивом».
У комнатки, и это я заметил сразу, не было дверей – типа, зачем?
Ну и окон не было, это понятно.
В центре стояли два сундука. Один из них, окованный медью и украшенный резьбой, был – фанфары! – наполнен золотом до краев. Золото лезло из него, как тесто из горшка. И, конечно, любоваться этой композицией можно было часами.
Собственно, когда мы с дядей Вовой присоединились к разношерстой компании, мы увидели ту самую немую сцену из «Ревизора», только со знаком плюс.
В роли Городничего был, конечно, Лод.
Он стоял перед сундуком, обомлев от восторга и расставив руки, и переживал эмоцию счастья.
Затем, правда, Лод от счастья заплакал и сцену из «Ревизора» испортил.
Бухнувшись перед сундуком на колени, как перед святыней, он запричитал:
– Миленькие мои… Мои родненькие…
Рядом с большим сундуком стоял малый сундук, старенький, страшненький и непредставительный.
Я сразу подумал, что в нем, наверное, не золото, а что-то другое. Может, какие-нибудь карты, может, амулеты или снадобья. Тут же у них маг на маге сидит и магом погоняет!
Но когда Рихард открыл тот, второй, сундучок, в нем оказалось всего-то женское украшение, наподобие тех диадем, которые надевают на победительниц конкурсов красоты.
Эта диадема была выполнена из серебра, и украшали ее семь камней. Не алмазов, нет. И даже не сапфиров.
– Это горный хрусталь, – вздохнул Рихард разочарованно, поглядев на камешки сквозь увеличительное стекло, какие в ходу у ювелиров, ростовщиков и менял. – Совершенно малоценная ерунда… Радость подвыпившей трактирщицы…
– Ах, какая прелесть! – воскликнула Таис, подбираясь поближе к Рихарду. Ее глаза при виде этой безделицы вдруг загорелись типично женским огнем желания:
– Я, конечно, не трактирщица, но скажу честно: мне бы так его хотелось! – Таис сложила руки на груди в молитвенном жесте.
– Куда ты ее собираешься носить, дурашка? – спросил Рихард со странноватой нежностью, и в голову мне сразу же закралась мысль, что, возможно, отношения между девушкой и капитаном «Любовницы ветра» вовсе не такие «сугубо деловые», как это все время пытается представлять грубиянка Таис.
– Да какая разница?! Буду надевать по вечерам, любоваться собой в зеркале… Мечтать о будущем… – отмахнулась Таис. – А потом, может, когда и на бал пригласят…
– Ну тогда держи, – Рихард протянул диадему Таис.
– Погодите-ка! – вдруг вмешался Лод, выходя из транса златолюбца. – Что это еще за новости: начинать дележ сокровищ без меня?
Лицо старого пирата было искажено гневом.
Было видно, что он, точно какой-нибудь Горлум из фильма про волшебные кольца, уже воспринимает клад как свою совокупную прелесть и сейчас ка-ак начнет быковать!
– Послушай, Лод, эта безделушка ничего не стоит, – попытался урезонить его Рихард. – Она из грязного серебра. И камни эти едва ли ценнее, чем