Российской Федерации. И именем Российской Федерации я объявляю вас арестованным! Также я призываю вас проявить благоразумие и во всех вопросах сотрудничать с властями Российской Федерации в моем лице. В частности, вы должны как можно скорее доставить нас обратно на Сокотру. Я же со своей стороны обещаю вам всяческое содействие в ходе справедливого судебного разбирательства с вашей персоной…

– Моей? Персоной? – Уфимский воззрился на меня с лукавым интересом. – Да они там все уверены, что я утонул!

– Вы инсценировали свою смерть?

– Считайте, что да… Меня в вашей Российской Федерации ничего не держит! Начать с того, что климат – отвратительный! Продолжить тем, что морепродукты все замороженные по десять раз и, когда их готовишь, воняют нестерпимо! Воняют помойкой! И закончить тем, что тратить свою драгоценную жизнь на то, чтобы с горем пополам выплатить однушку в Реутово, я категорически не намерен! Зато здесь мне покорны армии, бестелесные сущности, племена и самые прекрасные женщины! Так что свое «справедливое судебное разбирательство» можете засунуть куда подальше! Я сам себе и справедливость, и судья, и Российская Федерация!

Я грозно смежил брови.

Наши переговоры зашли в тупик.

Мне надо было узнать от доктора Уфимского секрет перемещения в наш родной мир, но я уже понял, что по-хорошему он ничего не скажет. С той секунды всё, что я реально мог сделать, – это угрожать.

Вот только переходить к отстреливанию мизинцев и простреливанию коленных чашечек мне совсем-совсем не хотелось… Что я, садист?

А вот Кадаму, который родился и вырос в других культурно-исторических условиях и который никаких мультиков про ежей в тумане в детстве не смотрел, физическое давление на пленного врага представлялось и результативным, и правомерным.

– Послушай-ка меня, дерзкий колесничий! – с этими словами Кадам, о котором я, признаться, уже успел подзабыть, выступил вперед. – Ты немедленно ответишь на все вопросы моих огнеборных друзей!

Я поймал себя на том, что… обрадовался.

Притом не чему-то там связанному с получением информации от Уфимского, а простому осознанию того факта, что Кадам впервые за всё время назвал меня своим другом!

– В противном случае, – продолжал маг грозным голосом, – я подвергну твое тело таким испытаниям, из которых оно не сможет выйти невредимым!

«Витиевато, но по сути верно, – подумал я. – Интересно, подействует?»

Зря я сомневался.

Уфимский явно знал, что боевые маги империи, в отличие от нас с дядей Вовой, слов на ветер не бросают.

Поэтому он отнесся к угрозе Кадама с предельной серьезностью и сразу же присмирел!

– Ну хорошо, – вздохнул он. – Я все скажу… Что вы хотите знать?

– Мне нужен телепортер. Мне нужно знать, как нам вернуться домой. У меня там близкие. Родители. Друзья. Любимая служба. Мне невыносимо знать, что я никогда не увижу всего этого снова!

Уфимский глянул на меня с сомнением.

Мол, если это так невыносимо, почему у тебя такая жизнерадостная рожа? Где слезы на глазах?

– Ну что же, телепортер так телепортер… Для начала: их здесь несколько. Не менее семи телепортеров перемещают людей и предметы в пределах Империи Алхимиков. Но только лишь два телепортера могут…

Мы так и не узнали, намеревался ли доктор Уфимский сказать правду об этих двух телепортерах или же готовился изощренно соврать.

Потому что в тот момент внутри башни «Черчилля» пришел в себя контуженный «мангуст»-подручный.

Танк довернул башню на последнюю, четвертую, пирамиду и выстрелил.

Взрыв разметал голубые изразцы в стороны.

Вверх выплеснулся уже знакомый нам смерч невесомой черной пыли.

Конечно же, то был четвертый джинн!