– Можешь поспать, Акира, – предложил тэнгу.

Дану было не до сна. Он понимал: что бы ни решили лесные демоны, просто так его не отпустят. Либо оставят и возьмутся обучать, либо уничтожат вместе с Карасу.

Наставник сохранял невозмутимость.

– Мой народ не так уж плох, – заметил он. – Просто не любит людей. Но Токугава тэнгу ненавидят больше. Они примут правильное решение, вот увидишь, Акира.

С поляны до самого утра доносилась воронья разноголосица. Похоже, спорили там жестоко. Дану надоело переживать, и он задремал. Рядом прикорнул Карасу.

Лишь на рассвете за ними прилетел молодой ворон и сообщил, что совет ждет. Посреди поляны стояли Ямабуси и Коноха в демоническом обличье. Вид у обоих был суровый.

– Мы согласны дать твоему человеку меч из звездной пыли, – сообщил старик. – Но твой человек знает, чем будет платить?

– Душой, – кивнул Карасу.

Дан мысленно сплюнул. Так он и думал, что где-то окажется подвох. У него сразу возникло множество вопросов. Интересно, каким образом тэнгу будут изымать душу? Сразу или посмертно? И главное, чью: его или Акира? Или обе вместе? А если все же им нужна душа Акира, имеет ли право он, Дан, распоряжаться чужим имуществом? И что вообще значит – заплатить душой за меч? Для каких целей демонам человеческая душа?

Но времени, чтобы разобраться, ему не дали.

– Ты согласен, Акира? – спросил Карасу. И шепнул одними губами: – Ничего не бойся. Доверься мне.

Дан поклонился в знак согласия.

– Тогда следующей ночью разожжем огонь в кузнице! – усмехнулся Коноха. – А пока будьте нашими гостями.

– Сегодня великий сегун намерен посетить твой дом, Кумико-сан, – объявил важный самурай. – Нам нужно осмотреть комнаты.

«Ну прямо служба безопасности президента», – сердито подумала Настя, а вслух произнесла:

– Мы счастливы, что сегун почтит нас своим присутствием.

Самураи рассыпались по комнатам. Поднимали постели, ворошили шкафы с одеждой. Настя подумала, что непременно обыщут и девушек, но гейш не тронули. То ли сочли безопасными, то ли собирались обшарить непосредственно перед посещением Токугава.

– Постарайся достойно встретить гостя, Кумико-сан. И помни: никто не должен поднимать глаз на сегуна. В его присутствии все стоят на коленях, – напутствовал напоследок гонец, и отряд отбыл.

Весь день шли приготовления: сновали туда-сюда разносчики товаров, в кухне стояла суета, служанки вычищали весь дом, а девицы тщательно намывались, укладывали волосы и наносили «боевую раскраску».

«Вот интересно, – с раздражением думала Настя, инспектируя работу служанок, – как можно обеспечить приличный прием сегуну, если все будут стоять на коленях, да еще и смотреть в пол? На сямисэне не сыграть, танец не исполнить, беседу не поддержать. Нет, можно, конечно, бубнить что-то, пялясь на свой подол. Но как же само искусство гейши: милые улыбки, лукавые взгляды?»

Наконец важный гость прибыл. Охранники еще раз осмотрели дом, лишь потом под руки ввели сегуна. Настя и ее девушки опустились на колени. Иэясу молча уселся за стол.

– Сакэ для сегуна! – потребовал один из самураев.

Служанки рванулись было выполнять приказ, Настя остановила:

– Я сама буду прислуживать сегуну.

Она на коленях подползла к столику, налила сакэ в чашку. Искоса бросила короткий взгляд на всемогущего человека. Он был толстым и малорослым даже для японца. На круглой, как блин, физиономии застыло отстраненно-величественное выражение. Настя даже мысленно посочувствовала Токугава: это ж как сложно, должно быть, все время помнить о собственной божественности. Вдруг почувствовала, что сердце на мгновение остановилось, словно его сжала невидимая рука, потом заколотилось учащенно. Душу скручивала невыносимая боль, и Насте стоило немалых усилий сохранить внешнее самообладание. К горю и ужасу примешивалась дикая злоба.

Тем временем сегун тоже рассматривал девушку. Выражение его лица не изменилось, но маленькие глазки маслено заблестели.

– Я помню тебя, – мягко проговорил он. – Ты Кумико, дочь Тоетоми Хидэери.

– Да, господин, – тихо ответила Настя.

Теперь до нее дошло: при виде Иэясу проснулось сознание Кумико, ее память – отсюда и боль, и ненависть. Еще бы: ведь именно Токугава предал ее отца, лишил Кумико семьи, отправил в публичный дом.

– Мои люди продали тебя сюда, – припоминал сегун. – Не так ли?

Настя молча поклонилась, внутренне негодуя: можно подумать, забыл! Сам ведь отдал такой приказ! Круглая рожа Иэясу выразила удовольствие.