Оптика БПЛА и спутников зажужжала, приближая изображение к усталому лицу командора. Шапронов был бледен как сама смерть. Он не пытался покинуть танк, не пытался бежать или выкопаться из эскарпа. Опытный ветеран понимал – бесполезно. Вытащив пистолет, он передернул затвор и приставил оружие к собственному виску. Как только Малярийкин приблизится, чтобы закатать его траками, он выстрелит себе в череп!

Комментаторы замолчали. И тут толпа у экранов ахнула во второй раз.

«Мамонт-палач» Малярийкина выполз на скат и… почти перевернувшись в воздухе, что выглядело крайне сюрреалистично для многотонной машины… опрокинулся вперед башней.

Примерно минуту после этого командор Шапронов, а с ним еще миллион человек у экранов катэошного телешоу сидели не дыша. Потом чемпион – ведь он остался, черт возьми, ЧЕМПИОНОМ – отбросил от виска пистолет, задрал лицо вверх и что-то нечеловечески заорал, словно дикарь, потрясая скрюченными от восторга пальцами.

Его враг, могучий и грозный, валялся в пятнадцати метрах под ним. Вниз головой и башней. Словно захмелевший майский жук, бессильно шевеля траками.

Тихая музыка плыла из-за стойки бара. Бармен дремал на стуле после бессонной ночки. Левая рука валялась плетью поверх видавшей виды столешницы, правая, напряженная, находилась у коленей, на прикладе спрятанного под столом доисторического, но по-прежнему эффективного ППД. Празднование великого всесибирского мегашоу – то есть отвратительная попойка со шлюхами, героином и ведрами ханки – закончилась вчера, точнее уже сегодня, около пяти часов утра. Тела вынесли примерно к одиннадцати. Некоторые – непосредственно в морг. Короче, праздник удался.

Пили и стреляли вчера в баре много – с радости (кто выиграл), с горя (кто проиграл), а остальные – просто за компанию в общей обстановке радостного, мрачного, стоического, варварского, но главное – безудержного сибирского веселья, когда душа разворачивается гордо и широко. Но иногда настолько, что свернуть ее потом можно только пулей и мордобоем.

Ныне, в тусклый полдень понедельника, в небольшом квадратном подвальном помещении на двенадцать столиков был занят только один. За столиком беседовали трое: лысый старик в навороченном камуфляже, то бишь с кармашками и клапанами; молодой низкорослый парень с кривым носом, бородой и в очках с диоптриями; а также усатый пожилой черт в бандане, возраст которого, как и возраст банданы, терялся где-то между ношеным и «ношенным конкретно».

Все трое одновременно подняли стеклянные кружки, чокнулись и некоторое время молча пили пиво, поглощая его большими жадными глотками, словно при сильной жажде. К тараньке, покоившейся кладом в центре столика на деревянном подносе, никто не притрагивался. Разговор шел как бы деловой.

Байбулатов первым поставил кружку, вздохнул, расстегивая верхние пуговицы камуфляжной куртки, и бросил:

– Ну, ваши манипуляции на игровом поле мне более-менее понятны. Сплошная игра в поддавки, кто кому подлижет. Шапронов не выстрелил первым из своей «Рельсы», хотя вполне мог. И залег в башне, ожидая выстрела. А товарищ Малярийкин, под командованием которого я так рвал себе волосы на ягодицах, нелепо перевернулся в овраге. Тем самым позорно слив бой. В настоящей танковой бригаде тебя, Маляр, за такое профанство в бараке в очко бы затолкали с головой. Собственные братушки. Да я сам бы и затолкал. Но в «КТО» все другое. Игра! Насколько я знаю, большинство зрителей при твоем акробатическом маневре обделались от счастья. Так как большинство рядовых лохов все же ставили на Шапронова. Короче, повезло… Что же касается общей тактической композиции и бойни на тракте, которую устроил твоей колонне снайпер-ветеран Шапронов, то тут я вообще просто в ауте. Ты, сынок, на мой взгляд, слишком увлекся командованием. И тактикой. Самый умный! Забыл, что у нас не настоящие боевые действия. Не война, а соревнования. Тотализатор! В танках побеждает не тот, кто оставляет за собой поле боя, а тот, кто смог выжить, сразив при этом соперника. Ставки делались на твой «Мамонт» и на «Викинг» твоего оппонента. А вовсе не на отряд Маляра и команду Шапрона. Странно, да? Впрочем, тут надо отдать должное командору. Уж что-что, а мухлеж на локации – дело почти святое. Лишь бы хватало навыка и привычки. Красиво сработал! Впрочем, на площадках ВТО лет десять назад я видел и симпатичнее выкрутасы… Одного сейчас только не уловлю: я-то сейчас вам зачем нужен?

– Щас поймешь, не сопи, – доступно объяснил Малярийкин, снимая очки. Стеклянные окуляры он использовал в виде дополнения к бороде – как средство немного изменить внешность. Средство было не слишком удачное, зато простое и необременительное.

Командор хмуро улыбнулся, глядя на собеседников, пригладил волосы под банданой. Кроме банданы и усов Шапронова в этот час украшали рваные джинсовые шорты и рубаха-гавайка – именно такая, о какой Шапрон мечтал последние десять лет. Образ сурового чемпиона «КТО», танкиста в гермошлеме и кожаной крутке «пайлот» приклеился к нему как вторая кожа. На людях и даже оставаясь в полном одиночестве (например, с проститутками) – он всегда его соблюдал. Первый отпуск – первый отпуск в жизни, настоящий, полноценный и зависящий только от него самого, – наступал для Шапронова, возможно, только сейчас. Именно с этой выпитой кружки пива, в окружении этих прежде малознакомых людей. Почему-то к мозгу прилип старинный стишок:

– Так в чем же дело? – настойчиво спросил Байбулатов, прерывая шизофреническое ностальгирование чемпиона.

Маляр деловито переглянулся с командором. Тот кивнул.

– Я тебе уже рассказывал про нашу встречу перед моим недавним возвращением в «КТО», – начал Малярийкин. – командор Шапронов, если помнишь,