разговор.

В таверне было людно.

Сидя в своей спальне, Мара прислушивалась к доносящимся из зала крикам, представляя, как мечется сейчас от стола к столу ее муж. Как сыпятся в его карман серебряные драконы (и это было приятно). Как разливается по кружкам харута. Как смачно крякают унриты, опрокидывая огненное пойло в свои луженые глотки. «Только бы не начали ничего бить, — подумала Мара, разглядывая в зеркале вскочивший на подбородке прыщик. — С чего бы это?» Поморщившись, она выдавила гной ногтем, затем аккуратно прижала ранку смоченным харутой платком и сморщилась. За стеной раздался дружный взрыв хохота. Кто-то громко потребовал вина.

— Харуты ему в глотку, харуты! — тут же откликнулся с десяток подвыпивших голосов.

— Эй, держите его!

Последовала шумная возня. Зазвенела разбиваемая в сутолоке посуда. «Ну вот, началось», — мрачно подумала женщина, неохотно откладывая зеркало в сторону. Она посидела немного, ожидая, что вот-вот послышится громкий окрик мужа, и буйство в таверне пойдет на убыль. Однако Носатый Игл прекращать безобразие не спешил. «Сам уже набрался, небось», — недовольно решила она. Встала со стула, решительно направляясь к двери. И там остановилась, нервно теребя складки атласного платья. В зал идти не хотелось. Пьяные физиономии унритов раздражали ее: запах разлитой по всей таверне харуты неприятно щекотал ноздри. Даже сейчас, стоя у закрытой двери, она ощущала страшную смесь унритского пота, харуты и подгоревшего на кухне иллансана. «Ну же, рявкни на них», — мысленно потребовала Мара от мужа.

— Нынче Унра предпочитает харуту, — громко заявил за стеной Носатый Игл. Его язык заметно заплетался.

Мара презрительно фыркнула. «Без меня не обойтись». Решительно толкнула дверь.

— Ну и что тут происходит?!

Шум в таверне мгновенно стих. Мара скользнула взглядом по столам. Так и есть. Ничего нового. Знакомые лица. Многие из тех, кого она видела, приходили сюда чуть ли не каждый вечер. Но сейчас был день. И народу в таверне все-таки больше, и лица куда более осоловелые, чем обычно. «Ну да, большинство из них приняли еще там, на площади, — вспомнила Мара, да и те, кому не хватило или кто опоздал, тоже отставать не собираются. Не к добру сегодня пьет Унра. Ой, не к добру». Сердце кольнуло. Женщине стало как-то не по себе, но виду она не подала.

Все как один, и пьяные и не очень, смотрели на нее. Она стояла руки в боки, губы тряслись от злости. В руках невесть откуда взявшаяся метла.

— Ты чего? — обидчиво насупился Игл. — Обойдусь и без тебя. Иди. Не мешай.

— Ах не мешай?! — взорвалась Мара. — А посуду бить зачем?

— Хороша! — по таверне прокатился смешок.

— Слышишь, Игл, отдай ее мне. На воспитание.

— Э, да куда тебе. Ты и со своей не справишься, поди.

— Себя пожалей.

— Ага. А то раздавит…

— В постели, — громко добавил кто-то. — Вот Элта своего…

— Тсс..!

Смешки оборвались. На Мару взглянул десяток мутных, налившихся злобой глаз.

— Иди, — зашептал ей на ухо Игл. — Иди же. Ну! Злые они. Из-за Торсона. Ну же, — он подтолкнул ее к двери. — Пускай пьют.

— Как скажешь, — Мара зло зыркнула на мужа — мол, смотри у меня, ты-то свою меру знай! — неторопливо прошлась мимо заляпанных харутой столов («хриссова вонь»). Носатый Игл недовольно поглядывал на нее. «Ну и пусть». У окна дремал, положив голову на стол, Ларрик. Мара похлопала его по плечу (шел бы ты спать домой). Но он не просыпался, а лишь смачно выругался сквозь сон и, окончательно теряя равновесие, стал медленно сползать под стол.

— Готов.

— Эй, выведите его! — громко потребовала Мара.

Никто не шелохнулся.

И снова ей стало не по себе. Легкий озноб пробежал по спине — она нервно дернула плечами. Усмехнулась:

— Ну-ну.

Кто-то подошел сзади, коснулся ее руки. Мара вздрогнула от неожиданности. Обернулась, взглянула на встревоженное лицо Игла. Его длинный, похожий на клюв, нос блестел от пота. В правой руке — наполненная харутой кружка. Левая старательно лохматила и без того бесформенный ком густых черных волос. Под глазами синяки. Он показался Маре трезвым, куда трезвее, чем каких-нибудь пару минт назад.

— Что тебе? — от раздражения не осталось и следа.

Он приблизил к ее уху обветренные, растрескавшиеся губы. Игриво куснул мочку («тоже мне, нашел время», — подумала Мара). Тихо прошептал: