– Я знаю, чего он хочет. Мы тут с ним наладили двустороннюю связь, как свой со своим.

– Ну? – выдохнули мы с Эйнштейном в два рта.

– Он, я думаю, специально ждал возле выхода из портала. Несколько лет тут сидит, караулит. Давно хочет свалить отсюда. Куда угодно. Плохо ему, совсем прижали. Появились какие-то новые твари, контролеры из новых – вроде него, только злые. И сильные. А он – добрый.

– Ну, если добрый… – усмехнулся Эйнштейн. – Выбор у нас небольшой. Скажи ему, ты согласна увести его с собой. Как своего.

На несколько секунд Горгона ушла в себя.

Контролер осторожно выглянул из укрытия, высунул большую плешивую голову, покрытую редкими белесыми волосками. Одутловатое лицо с пузырями под глазами, с висящими, как у хомяка, щеками, было синевато-бледным, крайне нездорового вида. Обманчивый вид на самом-то деле. Мутант был живуч и резв.

– Условия у него такие, – заговорила Горгона. – Первыми уходят честные бродяги, то есть вы. Гремящее железо должно остаться здесь. Это он про стволы. Потом уходит он сам со своим стадом. Последняя – я. Ну что, прокатит?

– Не прокатит, – сказал Эйнштейн. – Псевдоплоть и слепые собаки – в «Душевой»? Передай ему, что портал не пропускает стадо, доказательством чему служит то, что ты пришла сюда одна, без собственного скота. Постарайся убедить его, что по ту сторону портала он найдет себе скот не хуже, а даже лучше. Разреши ему взять подрывника, иначе он будет дергаться. Пусть считает, что по-прежнему все контролирует.

Потянулись секунды. Контролер, осмелев, слез с тележки; видимо, эти движения не мешали переговорам. Одет он был в брезентовые штаны и прорезиненный плащ, внешне напоминал человека, однако сходство было условным, карикатурным. Никаким человеком мутант, конечно, не являлся.

Наконец Горгона объявила:

– Согласился. Мы договорились.

Правая рука самого Носорога, без пяти минут зять такого большого человека, юрист, спортсмен и сталкер, а брошен в душевой кабинке, как шваль, как плевок. Это я про Лопату. Рука его прикована браслетом к трубе, ноги – в пластиковых наножниках.

Скарабей тоже обездвижен, тоже в наручниках и наножниках. Мало того, еще и накрыт большим полиэтиленовым пакетом, так и сидит внутри запотевшего пластикового кокона. Они побоялись, что он какой-нибудь хитрый газ выделит. Опасения были бы не лишены смысла, если б не знать характер мальчика. Сволочи… Обычный человек в пакете давно бы задохнулся, но Скарабей сам генерирует себе кислород, сам им дышит и сам же очищает мешок от излишков углекислого газа.

Вот такое получилось возвращение.

Я прибыл первым. Эйнштейн завел меня под «каблук», держа в руке «мыло», и готово – я здесь, а он с ключом остался там. Сказал, это отработанный механизм: как переправлять любое количество народу, имея всего один ключ. Затем в кабинке появился он сам – под прицелом двух стволов…

Наемников трое, и командир, ясен пень, – Глубокая Глотка. Лопату нейтрализовали максимально глупо: боец свалился на него с потолка, из «комариной плеши» выше этажом, и выключил нашего сторожа таким вот образом. Случайность? Не знаю, не знаю. Скорее закономерность, если говорить про таких придурков, каким Лопата, без сомнения, является. Почему Скарабей не учуял гостей – другой вопрос. Будет возможность, спрошу.

– Займись мальчишкой, – командует Глубокая Глотка, поручая меня заботам одного из своих подручных.

Оружие у нас, разумеется, отобрали сразу. На обоих надели пластиковые наручники, только Эйнштейну со всем уважением завели руки за спину, а мне как несовершеннолетнему оставили спереди. А теперь этот мордоплюй еще и рюкзак мой принимается вытрясать!

Эйнштейна обыскивает второй из бойцов.

– Я тебя сразу не пристрелил только потому, Илай, что там хотят с тобой поговорить, – показывает Глотка пальцем вверх. Глумится, гад, торжествует.

– Ценю исполнительность, – очень серьезно отвечает ему Эйнштейн. – Представь, что было бы, если бы каждый в Зоне потакал своим мелким желаниям.

– Мелкие, не мелкие, но мои, я уверен, исполнятся.

– А ты, значит, набрал новую команду – и снова в полет. Всего за ночь! Я бы поаплодировал такому профи, будь у меня свободными руки. А знает ли твой нынешний экипаж, что стряслось с предыдущим? Не далее как вчера?

– Много болтаешь, – ворчит тот, который занимается Эйнштейном. – Верный признак того, что скоро портки стирать.

Он передает своему командиру найденное «мыло» и карту в «Душевую-2».

– Так-так, – радуется Глубокая Глотка. – А «мочалка»?