– Но тогда теперь здесь появятся и «подкидные доски»? Из-за ротации. Может, уже появились?

– «Долбаные батуты», а не твои кретинские «доски», – возразила мне Горгона, и на том обмен мнениями был исчерпан.

Вышли на финишную прямую. Кирпичный цех высился точно по курсу, располагаясь к нам длиннющим боком. Путь вел нас мимо склада готовой продукции, окруженного штабелями кирпичей и поддонов. Гнили электрокары, предназначенные для погрузки этих самых поддонов, доживали свое грузовики. Напротив, в отдалении, прятались под навесом горы сухой необожженной глины, спекшиеся за столько лет в камень, рядом с которыми под открытым небом лежали кучи песка. А прямо перед нами простиралась вода…

Я, собственно, почему так остро среагировал на слова Эйнштейна о том, что наша «Душевая» находится в кирпичном цеху? Вот из-за этой самой воды.

Дело в том, что за складом когда-то существовал пожарный резервуар – огромный бетонный куб, нижней частью врытый в землю. Такой объект обязателен для любого горячего производства. Неизвестно, что за сила тут пошалила, это случилось в первые дни после Посещения, но куб тогда разнесло на куски, а все содержимое выплеснуло на хрен. Как пишут, это было маленькое кипящее цунами. Вода растеклась, заняв часть территории завода, и, если не врут, долго еще кипела. (Сейчас в остатках бункера плещется «ведьмин студень».) Так вот, учитывая, что цех стоит в небольшой котловине – рельеф в этих местах ровностью не отличается, – вся вода скопилась именно вокруг него. Толщина ее по большей части совсем небольшая, самые глубокие места – по щиколотку, но она здесь везде. Грязно-черная, тусклая.

А в ней (точнее, под ней) – один сплошной термоклин. Вот такая засада.

Эту аномалию чаще называют «адской пастилой», термоклин – словцо, придуманное очкариками. Слой какого-то дерьма, на которое Зона так щедра, тянется по дну, причем раскален этот слой до температуры жидкого железа. С водой не смешивается, лежит себе внизу, ждет, пока кто-нибудь не вляпается. Вообще существуют «адские пастилы» только в воде, чаще всего сталкеры нарываются на них в речке Нижней – в той ее несчастной части, что протекает по Зоне. Но если на реке они попадаются до десяти дюймов толщиной, то здесь – одна десятая часть дюйма, не толще. Казалось бы, такая тоненькая полоска, ажурная, практически ювелирная, чем она может навредить?

Опасная мысль. Гигантская лужа вокруг кирпичного цеха, в которой нашла себе приют инопланетная пакость, убивает надежно и без вариантов.

Тончайшего слоя достаточно, чтобы расплавить любого, кто в него наступит. Жуткое зрелище, если у тебя есть воображение. Наступил – все, убежать нет возможности. Только если тебя, уже инвалида, выдернут из воды. А не выдернут… Плавиться начинаешь мгновенно, со стоп; ноги постепенно укорачиваются, ты падаешь на четвереньки, и тогда плавятся руки, превращаясь в жижу, которая бурлит вокруг тебя, потом ты плюхаешься животом, и это уже агония, к этому моменту ты уже мертв, а если не мертв, то кричать все равно не можешь… Так об этом рассказывают, описаний хватает. Короче, непростая здесь лужа.

В паре мест, правда, воды нет – например, если зайти со стороны формовочной. Зато, как на заказ, именно там разлеглись особо роскошные «комариные плеши». Таким образом, перекрыты практически все подступы к кирпичному цеху.

С плиточным или керамзитовым таких сложностей не возникло бы, однако не люди выбирали, куда сунуть одну из легенд Зоны.

– Куда ж мы премся? – пробормотал я. Эйнштейн услышал:

– Не бойся, пройдем. Увидишь.

Из «воды» торчали камни, обломки бетонных блоков, деревянные поддоны, даже доски – вот по ним мы и пошли, перескакивая с одной такой кочки на другую. Не знаю, как других, а меня страх сделал в этот момент невероятно координированным. Боялись, конечно, все, кроме Скарабея. Чего боялся этот мальчик, я до сих пор не понял. Так и скакали мы с островка на островок, медленно, но верно приближаясь к цели нашего путешествия, пока я не задался вопросом: почему, собственно, «кочки» не плавятся в термоклине? Ладно, камни и бетон, но – дерево, доски?!

– Вот! – обрадовался Эйнштейн. – Все-таки ты на редкость сообразительный парень.

Тут и островки закончились – он остановился на последнем. Дальше разливалась перед нами сплошная водная гладь.

– Видишь ли, дружок, термоклин здесь не сплошной, – объяснил мне Эйнштейн. – Полосами он, с разрывами. Их здесь, собственно, несколько, этих «пастилок».

– Так мы по тропе идем? – опять проявил я сообразительность. – Под нами нормальная вода?

Сволочь ты, босс, подумал я. (Надо было вслух это сказать.) Я же чуть не обделался, когда разок промахнулся и нога поехала со скользкого блока…

– Найти брод было непросто, – откровенно хвастался Эйнштейн. – Однако мы это сделали. Незабвенная троица: Антисемит, Пинк Флойд и Живчик. Ну а в помощь нам – стадо безымянных дураков, которые пали в этой воде, обозначив границы тропы…

Он продолжал рассказывать – про то, что раньше, в незапамятные времена, здесь были отчетливо видны «вешки», оставшиеся от вышеупомянутых дураков, скудные ошметки, лежавшие на поверхности и не уходящие вглубь, – волосы, спички, кусочки синтетических тканей; но, как мы хорошо видим, давно уже ничего этого не осталось, так что линия тропы хранится только в нескольких головах, например, в его, Эйнштейновой голове. Ну и, наверное, на карте, которую когда-то нарисовал Живчик, имевший художественные задатки… Говорил он, присев на корточки и всматриваясь в стоячую жижу. Потом бесстрашно ступил с поддона, на котором до сих пор стоял, непосредственно в воду. И ничего не случилось.