нибудь здесь все рванет…

Мы уже покинули пределы квартала и топали по тому, что было полвека назад дорогой, когда Эйнштейн внезапно встал, напряженно глядя вбок.

– Ветер на нас, – пробормотал он с тревогой.

– Ветерок – ништяк, – откликнулась Горгона.

– Да, но не когда он гонит облако… Питер, надевай капюшон! Перчатки не забудь и забрало опусти!

Сам он выхватил откуда-то из разгрузки тугой комок из толстых нитей. Живо раскрутил – оказалось, сеть. И пояснил во избежание новых вопросов:

– «Жгучий пух». Убежать не успеваем.

Нечастое явление, чтобы «жгучий пух» шел облаком, вихрился, играл на ветру. Несло его на нас со стороны леса.

– Чихнули на одуванчик, – сказал Лопата с отвращением.

– Все под сеть! – скомандовал Эйнштейн.

Все не помещались, ну никак, сколько ни уплотняй друг друга. А облако – вот оно уже, в секундах свободного хода.

– Вылези и подожди меня снаружи, – сказала Горгона одному из двух оставшихся активистов. Второму. Зиг Хайля оставила. Мы с Эйнштейном переглянулись, но никто не возразил.

Парень послушно вылез, он, ясное дело, ничего не понимал. И хорошо, что был он на сей раз в штанах, это хоть как-то сглаживало паскудную ситуацию. Неприлично помирать без штанов.

Теперь поместились – все четверо, – натянули сетку до земли и прочно держали ее. Эйнштейн, испытующе взглянув на Горгону, снял шлем. Она в ответ посмотрела на него… И вроде обошлось. Ну не полная же она дура, правда? Он мгновенно накинул капюшон и включил надув, превративший мягкий наголовник в подобие шлема космонавта. Упала прозрачная шторка, закрывшая ему лицо.

– Попробуем прикрыть, – крикнул мне босс, имея в виду активиста.

Повалил вялое тело на потрескавшийся асфальт, лег сбоку, обнял его и показал мне: делай то же самое с другой стороны. Я сделал.

– Не забудь, у тебя прореха от белки.

Я вернул болтающийся лоскут на место, придерживая его перчаткой.

Тут облако нас и накрыло.

Сеть, под которой жались наши компаньоны, была похожа на ту, что закрывала «игровую площадку», – из ионизированного пластика, отталкивающего «жгучий пух». И спецкостюмы наши держали удар, солидно так держали! (Возможно, «пух» был единственной неприятностью в Зоне, от чего эти комбезы гарантированно предохраняли.) Короче, все мы были защищены более-менее надежно в отличие от хрена, которого Эйнштейн пытался спасти.

Спасешь тут, как же.

Парень орал так, что уши закладывало, и рвался, рвался бежать. О том, что за боль он испытывал, не хочу и думать. Потом застыл на мгновение, чтоб произнести:

– Мама…

По-моему, в этот миг он что-то понял, вышел из тотального безволия. Хорошо, что лежал он ко мне затылком, и я не видел его лица. Его пустых глаз, которые на секунду-другую наполнились смыслом и ужасом… Как с этим воспоминанием будет справляться Эйнштейн – дело не мое.

Когда облако укатилось дальше, парень был еще жив и умер некоторое время спустя. Как сказал бы медик, от боли, несовместимой с жизнью. Ну и еще от яда, конечно, принятого в чудовищном количестве. Язвы и раны, которыми было покрыто тело (одежда под действием кислот расползлась), даже не считаем…

И вот мы шагаем дальше, лишившись одного поросенка, точно как в детской считалке. Кто из поросят следующий?

Говорят, беда не приходит в одиночку. Огромное жалящее облако еще катилось к Старому городу, когда на горизонте появилась черная точка, перемещавшаяся стремительными росчерками. Точка эта легко ушла от облака, постояла как бы в задумчивости и двинулась в нашу сторону – молниеносными зигзагами, быстро увеличиваясь в размерах. Вдруг снова встала, постояла – и дальше. Снова встала…

Эйнштейн зашустрил, будто вместо шоколадки сожрал амфетаминчик: выдернул из мешка со взрывчаткой пять брикетов, вставил в один детонатор, отмотал шнур, посмотрел вдаль и выдал:

– Непруха.

Тахорг был уже близко. Что бы босс ни задумал – не успевал. Тахорг! Долбить тебя в ухо… Что ж мне так на них везет?

– Наконец-то, – с величайшим, буквально со сладострастным удовлетворением изрек Крюк, срывая со спины огнемет. – Вот и встретились.

Понятно, что тварь убила его мать. Эта или другая, психу без разницы. Но мы-то нормальные, нам бы пожить еще.

– Пэн, дай контейнер с запахом, – протянул руку Эйнштейн.

Он говорил про трофей, который я забрал возле «игровой площадки». Я вытащил цилиндрик, похожий на зажигалку и закрытый колпачком.