– Телепортация в действии, как она есть, – прокомментировал босс. – Иди, возьми, подержи в руках, – предложил он мне. – Детка, ты разрешаешь? – спохватился он.
Горгона в ответ только щекой дернула.
Я подошел к подиуму и поднял вещь. Исключительность момента пока не осознавал, это накроет меня позже. Телепортация… «Попрыгунчик» был легким и на ощупь металлическим.
– Он весь подвижный, и углы, и вообще, – послал мне Эйнштейн через зал, вызвав краткое эхо. – От того, как и что ты сдвинешь, зависит, в каком направлении случится перенос.
– Я попробую, – сообщил я.
– Держи строго горизонтально, иначе он скакнет вниз. Тогда сам за ним в подвал полезешь.
Держа, как сказано, я провернул левый от себя угол.
Сначала ничего не понял. Стою в одной из трех VIP-лож, окружающих подиум, и смотрю на то место, где только что находился. Тот столик у окна, за которым мы сидели все это время, вообще остался совсем в другом конце. Наконец понял…
Эйнштейн, сминая столы и стулья, ринулся ко мне, Горгона – за ним, а я перелез через ограждение ложи и встал, ожидая друзей-компаньонов. Они подбежали, Эйнштейн бросился меня ощупывать и осматривать, крутить так и сяк, словно боялся найти дефект, потом несколько успокоился и выдал вслух:
– Оказывается, он телепортирует не только сам себя…
Да уж. Трудно с этим спорить после того, как тебя, не спросив, перенесли на пять ярдов вбок и аккуратно поставили, а ты не знаешь, благодарить или возмущаться.
Никто и не спорил, стояли мы молча, смотрели друг на друга. Челюсти отвисли, а моя – ниже всех. «Джек-попрыгунчик» по-прежнему был у меня в руках. Я отчетливо ощущал токи, идущие от артефакта, через руки – в грудь, в мозг, и дальше, глубже, еще дальше и глубже… хотя что там у меня за мозгом, кроме вечно ждущей тьмы?.. Это друг, понял я.
Или хозяин, прошептал скептик внутри меня.
– Как ты? – задал Эйнштейн дежурный вопрос.
– Годен, – сказал я ему.
– Какое сегодня число, помнишь?
– Куда б вас послать, чтоб не обиделись?
– Что-нибудь болит? Голова? В животе? Суставы? Врачу бы тебя показать…
– Вся сила в подробностях, говаривал один патологоанатом, описывая каждый из многочисленных фрагментов расчлененного тела.
Он расслабился, обнял меня, не сдерживая счастливых чувств:
– Питер! Если хохмишь, значит, это ты.
– А то кто же?
Натали теперь смотрела на меня с нескрываемой завистью.
– С тобой что-нибудь подобное было? – спросил у нее Эйнштейн.
– Отвали.
– А с кем-нибудь из сталкеров твоего отца?
– Отвали, сказала!
– Вот и я про такие чудеса не слышал. Никогда и ни с кем, даже близко. «Попрыгунчик» до сих пор людей не перебрасывал. Питер-то у нас, похоже, особенный!
– Вы мне, мальчики, главное, отдать его не забудьте, – сказала Горгона, вынула артефакт из моих рук и пошла прочь из ресторана.
Принцессы – они такие ранимые…
Странное, если честно, настроение было после «прыжка». С одной стороны, весело и спокойно, каждую клеточку наполняла уверенность, что в моей жизни все супер, а станет еще лучше. И одновременно одолевало ощущение, что вот-вот придет понимание чего-то огромного, чего-то, имеющего вселенские масштабы, надо только чуть напрячься и ухватить это понимание за хвост… наваждение.
– Дядя Эли, помните антигравитационный столб? – позвал я босса, собиравшего разбросанные брикеты. – Я тут размышлял, по какому критерию этот долбаный «гравиминус» выбирает жертвы, на что действует, почему его не обнаружить ни пробником, ни гайками. И вспомнил «дождь наоборот». По-моему, все дело в воде.
– Ну у тебя и повороты! И что – вода?
– Аномалия поднимает вверх только то, что содержит молекулы воды. Например, человека.
– Гениально, – рассеянно сказал он. – В человеке много воды, особенно в девчачьих мозгах… Не переживай из-за этой дурочки. Когда мы изымем