Мама вскочила:

– Зачем?

– Если не заткнуть пулеметы, все поляжем. Составишь «капеллу» и подирижируешь, у тебя это лучше всех получалось. Попробуете дотянуться.

Он хотел объединить усилия нескольких однотипных аномалов. В «Детском саду» проводились такие опыты, чем-то напоминающие коллективное шаманское камлание. Группу камлающих мутантов называли «капеллой», а психолога-руководителя – дирижером. Получалось далеко не всегда, но если получалось, то мощность воздействия (а также дальность и точность) возрастали с увеличением количества участников по экспоненте.

«Инфразвуковиков» вместе Голубятником у нас было четверо. Голубятник, хоть и раненый, тоже пошел, бормоча себе под нос: «Да не получится ничего, хоть пой, хоть не пой…»

– Если с пулеметами сорвется, пустите на них волну, – сказал Эйнштейн.

– Волна сначала накроет нас всех, сами повыбегаем на улицу.

– А вы сфокусируйте звук вне дома! – закричал он. – Как можно дальше! Кого я учу, Марина?

Мама с детьми легла в коридоре возле выхода в холл. Здесь было пока еще безопасно, но холл простреливался весь. В наружных стенах появилось много дыр.

– Что конкретно сделать? – спросила мама Эйнштейна. – Мы в пулеметах ничего не понимаем.

– На пулеметы не отвлекайтесь, с механикой вам не справиться. Сосредоточьтесь на гранатах. В верхнем кармане разгрузки у каждого из пулеметчиков лежит граната. Вы должны раскачать и выдернуть чеку.

– На таком расстоянии?

– У тебя «капелла»! Четыре голоса!

– Они не гении, а для резонансного телекинеза нужны тишина и спокойствие.

– Попробовать-то можете? – ответил Эйнштейн, сдерживаясь. – Тишину и спокойствие не гарантируем, но лупить по вам не будут. Мы их сейчас попробуем отвлечь. Когда скажу, быстро переползайте в холл, рассаживайтесь и приступайте.

С холлом было понятно, без визуального контакта никак. Сдвигать точку резонанса, воздействуя на довольно тяжелую чеку гранаты, – тонкая работа, «инфразвуковики» должны наблюдать за объектом воздействия, а из холла видны оба пулеметных гнезда. Но находиться там было смертельно опасно, Эйнштейн брал на себя страшную ответственность. Вдобавок посылал туда мою маму…

На втором этаже, над нами, жутко бахнуло, дом сотрясся. Еще одна ракета!

– Я их отвлеку, – сказал я и встал во весь рост. Вынул «Джона-попрыгунчика». – Поиграем в салки наоборот.

– Петя, стой! – вскрикнула мама.

Куда там! Два прыжка сквозь стены, и я на Первой Седой.

– Не подведите меня, детки! – крикнул я в ответ.

Выскочил я специально без оружия, чтобы не провоцировать противника. Главная моя задача была удивлять, а не изображать атаку. Для начала я пропрыгал вдоль улицы, концентрируя на себе внимание, и стрельба мало-помалу стихла. У зрителей отвисли челюсти и опустились винтовки. Наши тоже мгновенно прекратили стрелять, сохраняя драгоценную тишину. В два приема я скакнул на крышу одноэтажного плоского ресторана и помахал оттуда рукой, потом вернулся на улицу, перенесся на крышу магазина одежды и спрыгнул к гранатометчику. Просто из любопытства, хотелось посмотреть ему в глаза. Длинный, тощий парень с лошадиным лицом. Вытащить нож и ударить его… я преодолел искушение. Не успею, убьют.

– Далась тебе эта война, – только и сказал я ему. – Играешь за плохих, солдат.

Автоматчики, поначалу вылупившиеся на меня, уже синхронно поднимали оружие, и я унесся прочь, возникая то тут, то там. Пронесся по бульвару – внаглую. Сказал кому-то «привет», кого-то хлопнул по плечу. Вреда никому, к сожалению, принести не мог, работа с артефактом требовала полной сосредоточенности, а главное, занимала обе руки. В левой находился «Джон-попрыгунчик», который я держал строжайше горизонтально, постоянно контролируя внутренний гироскоп, а второй рукой я работал с гранями и вершинами, направляя прыжки. Чтобы воспользоваться ножом, пришлось бы на пару-другую мгновений остановиться и стоять на месте, превратившись в удобную цель.

Тишина длилась недолго. Беспокоясь за своих, я еще успел пронестись мимо телестудии – с торца здания. Услышал, как дети выводят монотонными голосами: «Ре-зо-нанс… Ре-зо-нанс…», и порадовался. У них все было в порядке: настройка, транс, коллективная медитация… И наконец, спохватившись, штурмовики начали по мне стрелять.

Я ждал этого с самого начала, был морально готов, а все равно неприятно. Да что там – страшно до усрачки. Ожили оба пулемета, возбуждая мою фантазию картинами того, как их чудовищные снаряды прошибают мое тело. В тахорга вон тоже почти невозможно попасть, прыжки его – та же телепортация, но ему хотя бы единичные попадания не страшны… Я запрыгал по дуге вокруг бульвара, уводя стаи пуль от студии, и молился: ну когда же, ну давайте, ну сколько ж можно ждать… «Мама!» – пискнул во мне маленький мальчик, когда раскаленный стальной шершень обжег мою щеку, оставив глубокую кровоточащую царапину…

Думаю, жить мне оставалось несколько секунд, враги уже пристрелялись по столь странной мишени, когда замысел Эйнштейна сработал.