– Да. Наверное, из-за того, что здесь… – Зоя пожала плечами. – Мне бы такую выдержку.

Роман Михайлович тоже посмотрел на столовую, на все еще препирающихся Биленкина и Гора, глубоко задумавшегося над жареной картошкой Полюса Фердинатовича, на Армстронга, который, конечно же, ничего не ел, а просто сидел за столиком в углу и вертел в руках солонку.

– Я думаю, что они чувствуют то же, что и вы, – сказал Варшавянский. – А у Биленкина вообще нет аппетита. Он потому так и хлебает, чтобы побыстрее отсюда сбежать.

– Так, может… может, надо было всем перебраться в кают-компанию? Хотя бы на время. До тех пор пока… – Зоя тряхнула головой. – Пока все забудется.

– Пожалуй, я возьму суп с щавелем, – Роман Михайлович зачерпнул половником погуще и положил в миску. – Корабль не для того, Зоя, чтобы превращать его отсеки в мемориальные комнаты. Стоит только раз уступить тяжелым воспоминаниям, и вы не заметите, как сюда больше никто не зайдет. Понимаете? Нужно продолжать жить и работать так, будто ничего не случилось.

– Ничего не случилось? – переспросила Зоя злым шепотом. – Здесь погиб… человек… и не просто… его распороли… выпотрошили… а вы говорите… – она хотела еще что-то сказать, но Варшавянский взял ее за локоть, сжал.

– Не поддавайтесь, Зоя, – Роман Михайлович увлек ее за собой к столику. Тому самому столику, который так никто и не занял, хотя теперь он ничем не отличался от других.

Зоя напряглась, хотела остановиться, но ноги несли ее вслед за Варшавянским, и она вдруг ощутила, что сможет это сделать – спокойно сесть, спокойно поставить перед собой тарелку, спокойно намазать хлеб горчицей, столько, чтобы из глаз потекли слезы. Не от жалости, не от тоски, нет! От горчицы. Едкой и злой. Как она сама.

– Зоя, ты куда от нас?! – воскликнул Биленкин.

– Ты слишком брызгаешься, – ответил Гор. – Вкушай пищу неторопливо, вдумчиво, размышляя о высоком.

– Мой рост меня устраивает, – буркнул Игорь Рассоховатович.

Роман Михайлович внимательно смотрел на Зою, пока она не отправила в рот вторую ложку супа, и только затем принялся за еду.

– Вы позволите? – Армстронг отодвинул стул и вопросительно посмотрел на Зою.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – махнул рукой Роман Михайлович.

Зоя невольно потянула носом, но от Армстронга ничем не пахло. Он был запакован в термокомбинезон, больше похожий на пустолазный костюм, только без колпака и баллонов на спине. Охладители работали на полную мощность, и от заг-астронавта веяло неожиданно свежим морозцем. Морозко, вспомнила Зоя данное Биленкиным Армстронгу прозвище.

– Как ваше… э-э… самочувствие? – нашел подходящее слово Роман Михайлович. – Жалобы? Пожелания?

– Человеческих мозгов в вашем меню нет, – сказал Армстронг, продолжая пристально разглядывать Зою. – А в остальном вашими молитвами. Благодарю.

– Да-с… – Варшавянский смешался, но расспросы прекратил. Молча доедал суп.

Зоя зачерпнула ложкой еще горчицы, подумала, присыпала ее сверху солью с горкой и отправила в рот. В голове стало горячо, но это нисколько не помешало волне злости наполнять тело. Злость рвалась наружу, и Зоя даже ухватилась за столешницу, чтобы не выпустить ее. Злость распирала изнутри.

– Вам нехорошо? – спросил Армстронг. – Вас что-то грызет?

– Совесть, – сказала Зоя. – Слышали о таком?

– О да, – кивнул головой заг-астронавт, – и даже видел, во что она может превращаться, если слишком долго пренебрегать ее советами.

Роман Михайлович переводил взгляд с одного на другого, не совсем понимая – что они говорят, а главное – зачем? Хмыкнул неловко.

Зоя поднялась:

– Благодарю за компанию. Скоро заступать на вахту, поэтому разрешите откланяться. Приятного аппетита, Роман Михайлович.

И, ничего не сказав Армстронгу – ну, не приятного же аппетита ему желать, учитывая его прошлые гастрономические предпочтения, Зоя вышла из столовой. Последнее, что она расслышала, как Варшавянский мягко говорил Армстронгу:

– Зря вы так, батенька, зря. Вам давно пора менять режим питания…

– Мертвечина, – пробормотала сама себе Зоя. – А кто из нас не мертвечина?

В каюте ее ждали.

Багровый свет Марса изливался из окна, заставляя вещи отбрасывать густые и причудливые тени. Зоя остановилась на комингсе, всматриваясь, во что превратилось ее убежище, – будто трехмерная карточка Роршаха, где чернильное пятно силой воображения трансформировалось то в низкие кресла и столик, то в притаившееся чудовище.

– Ты здесь? – спросила Зоя.

Тишина. Ни дыхания, ни шороха.