– Я не кричал, – сказал Ламтак, – я как будто спал.
– И я не кричал, мне снилось что-то хорошее, – признался Бурраш.
– Это был я, – сказал Мартин. – Мы тонули в наваждении, колдун завел нас в ловушку, и мы спали на ходу.
– А как же ты проснулся? – спросил Рони.
– Я проснулся, потому что не обнаружил во сне наших бинтов – вот этих.
Мартин пошевелил рукой и выдернул конец окровавленной тряпицы, а когда размотал ее, то не обнаружил никакой раны.
Гном снял со лба компресс, а Рони осторожно размотал раненое плечо. И Бурраш снял свою повязку – ни у кого не осталось ни царапины, ни шрама.
– Подвяжи мулам торбы, Рони, – сказал Мартин. – Мы должны были покормить их еще вчера вечером.
Рони достал торбы, насыпал овса и подвесил мулам, чтобы они могли жевать на ходу – животные не возражали.
– Давно я не попадал в наваждение, – заметил Бурраш, на ходу вытирая меч пучком прошлогодней травы. – Последний раз это было в бою у Желтой реки. На нас тогда пошли големы, и мы побежали, а потом оказалось, что это был только отравленный дым.
– Я тоже видел наваждения только на войне, – сказал Ламтак, пристраивая меч в ножны. – Но только нас не пугали, а, наоборот, сделали могучими и смелыми, ведь мы видели перед собой только ополчение, вооруженное корягами. Мы смело их атаковали и, как нам казалось, обратили в бегство.
– А на самом деле?
– На самом деле потеряли половину полка, потому что атаковали колонну «железных грифферов»…
– Вот как? Не особенно-то вас жалели ваши командиры!
– Бывало, что совсем не жалели.
– Я слышал, у них было по четыре руки…
– Да. И в каждой руке по секире. Но сам я не помню, это рассказывали те, кто остался на нашем берегу реки.
– Так вы еще и через реку атаковали?
– Да, у нас было наваждение, что там есть брод.
– А на самом деле?
– На самом деле не было.
38
Третий день над морем был штиль. Крепкие восточные ветра, на которые так рассчитывал герцог Лоринджер, никак не приходили, хотя все сезонные сроки их появления давно миновали.
Команда корабля, услугами которой пользовался герцог, в основном состояла из наемников, ведь он зарекся пользоваться казенными солдатами, поскольку это заканчивалось объяснениями с королем.
Вот и в прошлый раз, после событий в Пронсвилле, когда он устраивал засаду и попался в нее сам, потеряв остатки роты морского десанта, карнейцы не преминули доложить о художествах герцога ингландскому королю, и посланник был отозван во Фрондби, где его целый месяц мариновали в каком-то полузабытом королевском имении и лишь потом допустили ко двору для объяснений.
Эта ссылка была одновременно и наказанием, и способом дать Лоринджеру время придумать убедительное оправдание своим поступкам.
Впрочем, как соврать королю, чтобы ему понравилось, герцог знал, иначе бы не выжил в этом бульоне из интриг и подножек. Он рассказал все, как было, ну, или почти все. Дескать, узнал о большом обозе, в котором находилось, по крайней мере, пятьдесят тысяч золотых терций, и решил сделать подарок обожаемому монарху к юбилею его коронации – празднику, который пышно отмечала вся Ингландия.
Лоринджер повинился, что погнался за эффектом, вел себя авантюрно, но оправданием ему служила беззаветная любовь к своему королю. К тому же в разбирательствах с карнейской стороной он всю вину взял на себя как частное лицо, и дипломатам карнейского короля нечего было предъявить Ингландскому королевству, кроме жалобы на герцога. Мало того, в этой неудачной операции Лоринджер все же добыл для Ингландии некоторые сведения об оборонительном устройстве соседей, а также составил подробный отчет о тайной высадке десанта на карнейский берег.
– Если будет на то необходимость, ваше величество, мы легко высадим даже тысячу человек. А если проделать это в ночь и непогоду, то и до трех тысяч за один раз.
– А где вы спрячете корабли с десантом, прежде чем дождетесь ночи? – усмехнулся тогда король, понимая, что Лоринджер, оправдываясь, готов обещать что угодно.
– Группа островов Нунгар, ваше величество, – это очень хорошее место. Нужно только сделать волокушные якоря, чтобы лучше держаться в тамошних течениях.
Лоринджер был прощен и отправлен с прежними полномочиями обратно в Лиссабон. Да, он был вороват, но лучше его в обстановке Карнейского королевства не разбирался никто в Ингландии.
Дав приказ возвращаться обратно, король щедрым жестом все же позволил Лоринджеру задержаться еще на неделю, чтобы тот побыл с семьей,