– Для трупа! – негодующе воскликнула я. – Петро ковер уже приготовил, а закапывать будет некуда!

– Какого трупа? – свой вопрос Северов задал с каменным лицом.

– Тебе стоит сказать все сейчас, пока она не продолжила, – едва ли не смеясь, потребовала матушка у Соула, не дав мне закончить развлечение.

Я огорченно вздохнула, но была вынуждена оставить в покое князя и повернуться к главе департамента:

– И?! – требовательно протянула я, глядя на Соула.

Тот улыбнулся одними глазами, а мне вдруг стало одновременно радостно и… больно. Мы с матушкой всегда были вдвоем, а ведь вот это… трепетное счастье, которое я видела в глазах и Фариха и Елизаветы Николаевны, могло засиять в них раньше.

Не засияло! И пусть причиной был не мой эгоизм, а ее чувство ответственности передо мной, я все равно чувствовала себя виноватой.

Прошлого было не изменить, но вот настоящее и будущее…

Фарих поднялся, обвел нас взглядом – я чуть склонила голову, давая ему свое благословение, и заговорил:

– Дамы и господа…

Я протяжно вздохнула, скептически приподняв бровь.

Соул мгновенно исправился:

– Друзья… – В его голосе послышались мягкие нотки.

Вот что делает с мужчинами любовь!

– Нет! – подскочила я негодующе. – Все приходится делать самой!

Матушка закрыла лицо руками, ее плечи вздрогнули от смеха.

– Может, я все-таки сам? – обреченно уточнил у меня Соул.

– Сам – в департаменте, – категорично заявила я, стараясь не смотреть на Маркони, который разглядывал меня, словно прикидывая, как еще можно использовать мои таланты. – Итак, – продолжила я строго, – я должна предупредить вас, что отказ от сказанного в присутствии свидетелей будет трактоваться как попытка ввести следствие в заблуждение и наказываться в соответствии с законами, действующими на территории империи Аркар. Вам понятно мое предупреждение?

– Да! – коротко, но четко ответил Фарих.

Елизавета Николаевна убрала руки от лица, укоризненно качнула головой… Я бы поверила, но сдержать довольную улыбку ей не удавалось.

Князь, за все это время не произнесший больше ни слова, многозначительно хмыкнул и вальяжно откинулся на спинку стула.

Кто был совершенно невозмутим, так это две девушки, которые прислуживали за столом. Матушкина выучка! Ну и постоянная тренировка, жить спокойно в этом доме не умели.

Я вышла из-за стола, прошлась по гостиной, задумчиво глядя в пол. Затем резко подняла голову и спросила:

– Как вы относитесь к женщине, которая сидит рядом с вами?

Матушка прыснула в кулачок, Матильда довольно кивнула, мол, так и продолжай. Маркони тоже выглядел удовлетворенным данным развитием событий. Жаль, в этот момент я как раз оказалась за спиной князя, так что выражения его лица видеть не могла.

– Очень хорошо отношусь, – как-то невнятно выдавил из себя Соул, включившись в игру.

– Очень хорошо?! – возмущенно переспросила я, бросив быстрый взгляд на дверь. Словно оценивая, далеко ли придется тащить. – И это все, что вы можете сказать?!

– Очень, очень хорошо, – попытался он исправиться, заискивающе посмотрев на меня.

Я заложила руки за спину и подошла ближе:

– К сожалению, вот это ваше «очень, очень…» не слишком-то и тянет на признание.

Соул испуганно сглотнул, сцепил руки в замок:

– Я ее люблю, – чуть слышно произнес он, низко опустив голову.

– Что? – наклонившись вперед, переспросила я. Потом выпрямилась, обвела торжествующим взглядом остальных: – Вы что-нибудь слышали?

Чета Маркони была дружна в своем непонимании, о чем идет речь, а вот Северов предпочел остаться нейтральным свидетелем происходящего.

Добавив к накопившимся к нему претензиям еще и эту, я продолжила, вновь обратившись к Соулу:

– Как видите, для присутствующих здесь господ ваш ответ прозвучал слишком невнятно, чтобы я могла признать, что вы ответили на мой вопрос.

– Я прошу вызвать адвоката! – неожиданно вскинулся Фарих, победно глядя на меня.

– Адвоката? – оскорбленно переспросила я. – Ах, вам еще и адвоката подавай! – рявкнула я, посмотрев на него грозно. – Да я тебя… – уперев руки в боки.

– Я все скажу! – очень правдоподобно взвизгнул Соул и повернулся к матушке: – Милая, – совершенно другим тоном начал он, – я люблю тебя и прошу стать моей женой.

У меня, как и у Елизаветы Николаевны, на глазах были слезы, но сдаваться так просто я не собиралась.