Мне это нравилось. Еще четыре месяца назад.

– Наша, – выдохнула я, тут же наткнувшись на недовольный взгляд Сэмюэля.

Николаса он никогда не жаловал, будучи убежденным, что тот мне не пара. И даже объяснил почему. Одним словом – зануда. Для него это было самым страшным ругательством.

– Что по аптекам и террариумам? – перевела я разговор в другое русло. Да и время терять не стоило. Со службы предстояло уйти пораньше, чтобы не опоздать на прием.

– Я же отправил тебе вестника? – огорченно посмотрев на уже пустую тарелку, вопросом на вопрос ответил Сэм.

– А я жажду узнать подробности, – прежде чем положить следующий кусочек запеканки в рот, невинно заметила я. – Где успели побывать, и в чем конкретно выражается это самое ничего?

Я обращалась к Джаксу, но ответил Николас:

– Двадцать шесть аптек Белого района, которым разрешено использовать сорокул. Яд был только в семи, в них же противоядие. В течение последнего полугода ни то ни другое никто не заказывал. В трех террариумах, до которых добрались, пятнистую лягушку не разводят.

– При каких заболеваниях применяют этот яд? – выслушав Сванетти, посмотрела я на Сэма. Мысль о том, что могли использовать и не чистое сырье, мелькнула только теперь.

– Только наружно. При глубоких повторяющихся язвах и болезнях суставов, – опять опередил моего следователя Николас. – Все, кто приобретал снадобье, постоянные клиенты. Их список мы составили.

– Сколько осталось? – допив кисель, задала я следующий вопрос.

– Две аптеки в Белом, четырнадцать в Синем, шесть в магическом корпусе и три в императорском.

– И один террариум, – грустно вздохнул Сэм.

– Сорокул? – словно пытаясь что-то вспомнить, протянул Энгин. – А ведь я где-то и что-то слышал…

– Где и что?! – жестко потребовала я, сбрасывая безобидное заклинание, позволявшее решать проблемы забывчивости.

Оно скользнуло над столом жарким маревом и… рассыпалось искорками, так и не добравшись до Паррея.

– Извини, – поднимаясь, огорченно произнес он.

– За что? – улыбнулась я.

Он посмотрел на последнюю звездочку, которая медленно таяла как раз над его тарелкой, потом на меня.

– За все сразу, – хохотнул он. – Я – вспомню, – заверил, толкая Сэма в плечо. Продолжил уже с сарказмом: – На службу пора, господин Джакс.

– Так не только мне одному, – отозвался Самюэль. – Ты же с экипажем?

– Да, – подтвердил Николас, глядя на коробку с пирожными. – Ты…

– Заберу с собой и никому не дам, – заверила я его. – Света, для Вильена собрала? – произнесла я чуть громче.

– Да, госпожа Анастасия, – тут же появилась она в гостиной. – И я нашла несколько интересных камушков. Передадите?

Об увлечении Виля…

Об увлечении!

– Передам, – кивнула я, принимая от Светланы небольшую корзиночку с провизией и тканый мешочек. – Сэм, – тут же повернулась к другу, – а ведь есть еще любители экзотических тварей!

– Точно! – хлопнул себя по лбу Энгин. – Вот об этом я и слышал. Кто-то у кого-то спрашивал, где тот находит корм для своих лягушек.

– Кто? У кого?

Энгин с минуту напряженно смотрел на меня, потом мотнул головой:

– Нет, не помню. Но было уже давненько. Или поздней осенью, или зимой.

– Полгода назад? – тут же зацепился Сэм. – Если и там, и тут…

– Гадать не будем, – оборвала я друга. – Мне нужны факты и ничего кроме фактов!

– Как прикажете, госпожа Волконская, – низко поклонился он мне. Выпрямившись, подмигнул: – Едем?

– Еще минуту, – попросила я, передавая свою ношу стоявшему ближе всех Николасу. – Только дам задание Светлане.

Кроме приема, платье для которого я распорядилась приготовить еще вчера, оставались два дела, требовавших моего внимания. Лала и… матушка, за которую я беспокоилась, даже точно зная, что со своими проблемами она могла справиться и сама.

Виль опять спал. И на тех же самых папках.

Рядом аккуратной стопкой лежали несколько исписанных им листов бумаги. Почерк мелкий, округлый, похожий на бисер.

Вильен, как и Николас, из рода торговцев, но, в отличие от Сванетти, выглядеть аристократом даже не пытался. Простой в общении, беззлобный, не услужливый – искренне желающий помочь, веселый. Некоторые считали его недотепой, но только до тех пор, пока не нарывались на острую эпиграмму в свой адрес, которые он выдавал с неизменной улыбкой.