Горячий, как печка, луг, они двое в траве, среди ярких орхидей, в небе над ними клин незнакомых птиц, – она никогда не видела таких раньше, их крики им незнакомы. Что-то с шестью ногами, с угловатой десятигранной спиной, переваливаясь, проползло через луг к реке на водопой, и Люпус во все глаза следил за ним, не веря, что видит его на самом деле.

Из-за того что он не знал, что это за место и где оно находится, все здесь казалось ему искусственным. Это был мир без контекста. Мир, в прямом и в переносном смысле застывший во времени. Беами все время гадала, что будет, если они останутся в нем навсегда, но вокруг не было ничего сопоставимого с их собственным существованием. Это был просто мир, куда можно было сбежать, мир, в котором они без помех могли заниматься любовью.

Люпус заметил цепочку мелких синяков на спине Беами и узкую царапину на ее плече. Она немного вздрогнула, когда его пальцы пробежали по ним. Очень нежно.

– Знаешь, я ведь могу что-нибудь сделать, – предложил он. – Например, поговорить с парнями.

– Ничего ты тут не поделаешь, Люпус.

– Меня это бесит.

– Думаешь, меня нет? Оставь все как есть. Я плачу ему той же монетой.

– Прости. Я глупец, который считает, что может разрешить все твои проблемы.

Она смягчилась, понимая, что он хотел помочь. Этот разговор почти невозможно было начать.

– Он злится, но я тоже не овца какая-нибудь. Да, он меня ударил, но я однажды использовала реликвию, чтобы его остановить, а он и не заметил.

Появился гаруда, местный, иной окраски, чем на Бореальском архипелаге, с более светлым оперением и, разумеется, без оружия. Он спикировал вниз шагах в сорока от них, коснулся крылом травы, от любопытства вывернув шею в их сторону, и, снова набрав высоту, скрылся в глубокой синеве неба.

Она сказала:

– Все из-за того, что у него уже давно нет секса.

– В смысле?

– Он… – Женщина задумалась, подыскивая нужное слово. – Он импотент и терпеть не может, когда я завожу разговор на эту тему. Для нас, женщин, в этом нет ничего страшного, понимаешь? Мы совершенно свободно можем говорить о том, что мы чувствуем, – все или почти все из нас. А он твердит одно – что больше не чувствует себя мужчиной, а остальное захлебывается у него в яростном рыке. Может быть, потому он и ведет такую таинственную жизнь. Я уже не знаю и половины того, что он делает. Раньше меня привлекал в нем этот элемент опасности – ну, ты знаешь, какая я, – но теперь я его уже не интересую. Я же не какая-нибудь тупоголовая мямля-наследница, папина дочка, неспособная подтереть собственный зад. Я его не интересую. Все, что для него важно, – это способность… трахаться. Будем называть вещи своими именами – именно это его интересует больше всего. – Подумав над своими словами с минуту, она снова повернулась к нему. – Знаешь, я так давно хотела, чтобы ты вернулся.

– Рад, что смог быть полезен, – ответил Люпус. Его улыбка растаяла в напряженном выражении лица. – А еще я вполне прилично зарабатываю.

– Неужели армия превратила тебя в продажного мужчину? Ох уж эти мне солдаты, как окажутся вдали от дома…

– Ага, тебе бы понравилось, столько мужиков…

– Черт возьми, конечно, – сказала она.

– Извращенка.

– Болван.

И они поцеловались.

Смеркалось, стало прохладнее, ветер задул с другой стороны, растения запахли сильнее. Снова появился волк, восхитив Люпуса. Он так и подскочил, заметив между двумя кустами осоки его морду – два любопытных глаза.

– Эй, – позвал он тихонько. И пошел к зверю, натянув форменные штаны и взяв кусок мяса из запасов, что они прихватили с собой. Поначалу животное только принюхивалось, поворачивая голову то так, то эдак. Потом, приподняв верхнюю губу, волк схватил мясо с ладони человека и скрылся с ним в кустах.

Люпус только засмеялся, потом обернулся к Беами.

– Вы с ним чем-то похожи, – заметила она.

– Чем же?