Почти – и каждый раз просыпалась.

На этот раз все началось так же, как обычно. Амалия вновь поднималась вверх по узкой винтовой лестнице, пытаясь убежать от следовавшего по пятам белесого тумана. Вперед и вверх – туда, где прямо среди черной пустоты то ли неба, то ли чего-то совсем чужого, нездешнего, висел позеленевший от времени бронзовый колокол. Обычно висел. Но теперь лестница закончилась неожиданно быстро, туман отступил, и Амалия оказалась перед небольшой деревянной дверцей. Ни замка, ни скважины – только ручка из тусклого желтоватого металла. За спиной – лишь мокрая пелена и холод, ни конца ни края. Как-то раз Амалия пробовала брести наугад, выставив руки вперед, но в тумане не было ничего. Бесполезно. Значит, ей нужно туда, за эту низенькую дверцу. Амалия взялась за ручку и потянула.

Небольшая комната освещалась лишь едва теплящимся пламенем камина. В огне догорал последний кусок дерева. Снаружи, перед решеткой, оставалось еще достаточно дров, но хозяйка комнаты то ли не хотела подбросить в огонь еще, то ли попросту не нуждалась в свете. Мадам Мерсье сидела в нескольких футах от камина. Можно было подумать, что старуха задремала, если бы не глаза, отражавшие умирающее пламя, – два крохотных огонька, в которых собралась вся жизнь, что еще оставалась в дряхлом морщинистом теле. Мерсье куталась в свою любимую цветастую шаль и не сводила взгляда с камина. Ждала. То ли пока погаснет огонь, то ли чего-то, известного ей одной. В сторону Амалии она даже не смотрела – да и едва ли могла бы увидеть. Это был сон, в котором Амалия оказалась лишь зрителем, – молчаливым и бесплотным. В тишине едва слышался только скрип древнего, как и сама хозяйка, кресла-качалки. Вперед-назад. И потрескивание остывающих угольков. Огонь будто бы из последних сил еще несколько раз мелькнул на кончике почерневшей головешки и совсем погас. И только тогда старуха заговорила.

– И давно ты здесь? – раздался скрипучий, как иссохшие половицы, голос.

Амалия вздрогнула. Неужели?.. Но нет. Мерсье разговаривала не с ней. А с тем, кто появился сразу после того, как в камине погас последний огонек.

– Достаточно давно, – прошелестело в ответ.

По полу вдруг протянуло холодком, и угольки в камине еще потускнели, погружая комнату во тьму. Но Амалия все же смогла разглядеть, как из угла шагнула невысокая худощавая фигура. Почти человеческая. Только от людей во все стороны не тянутся черные щупальца, которые тут же опутали стены и потолок – и только около камина замерли, словно испугавшись обжечься.

– Ничего не меняется. – Мерсье откинулась в своем кресле назад. – Ни тогда, ни сейчас. Ты все так же боишься света.

– Ты ждала меня.

Ночной гость не спрашивал – ответ и так был ему известен. Его щупальца вновь зашевелились и черными змеями поползли по креслу старухи, поднимаясь все выше и выше.

– Ждала, – усмехнулась Мерсье. – Все остальные тебе или не по зубам… или не страшны.

– Пока, пока не по зубам, старая ты кошелка, – в тихом шелесте чудовища прорезалась злоба. – А ты… Где же защитные заклятья? Почему не зовешь своего драгоценного Грегора Коннери?

– Ты вошел в эту комнату. – Мерсье чуть повела плечами под шалью. – И уж точно не забыл поставить купол отчуждения. Теперь я бессильна.

– Неужели это будет так просто? – Смех ночного гостя напомнил скрежет ржавых петель. – Ты так старалась защитить девчонку, сделала все, чтобы ее отдали Коннери, месяцами сплетала вокруг нее кокон Силы – и что теперь? Ее сны мне неподвластны, но она все равно будет моей. Еще немного – и я стану даже сильнее, чем был до того, как они прикончили меня! Даже Коннери…

– Коннери отрежет твои яйца, – каркнула Мерсье. – И выбросит собакам. Вернее, выбросил бы – если бы они у тебя были…

– Можешь сколько угодно делать вид, что не боишься умереть. – Черное щупальце захлестнуло горло старухи. – Кто знает, может быть, так оно и есть. Ты гниешь уже так долго, что даже Элвин Торвальдсен для тебя младенец. Но боль… Боли боятся все. Разве не так?

– Ты слишком много болтаешь. – Мерсье покачала головой. – Когда-нибудь эта привычка тебя прикончит. И куда быстрее, чем ты…

– Так приступим! – Тьма вокруг кресла старухи дернулась и оплела дряхлое тело сплошной сетью. – Сними с девчонки защиту – и обещаю, ты умрешь быстро!

Мерсье не ответила. Только вцепилась узловатыми кривыми пальцами в подлокотники кресла, обламывая ногти. Но не издала ни звука – пока кончики черных щупалец не превратились в острые пики и не вонзились ей под кожу. И тогда старуха закричала. Амалия зажала уши руками, но исступленный вой умирающей страшной смертью древней ведьмы прогрызался сквозь пальцы и ввинчивался в голову, лишая сил и воли. Ни шагнуть, ни вздохнуть, ни позвать на помощь – только смотреть, как умирает та, кого Амалия с самой первой встречи считала если не врагом, то уж точно не другом. Умирает, но не предает глупую девчонку, которая так ничего и не поняла.

– Неужели ты передумала? – Чудовище чуть ослабило свою хватку. – Хочешь что-то мне сказать?

– Хочу. – Мерсье сверкнула глазами, в последний раз растягивая в уродливой улыбке залитые кровью губы. – Ублюдок. Кастрат. Merde. Сын больной шлюхи. Ко…

Амалия проснулась от хруста лопающихся костей.

– Леди Фалмут. Леди Фалмут! Курвамать, держи ее, маркиза, она слишком сильная!