скрытого или замаскированного. Об этом однозначно говорила модель, построенная Искателем.

Поэтому я стал с ещё большим вниманием контролировать близлежащую территорию.

Казалось, что этот поток эмоций девушки и привлекает к нам опасность. Нас с корнолом пока эти неизвестные не замечали или, что более вероятно, просто не обращали на нас внимания.

Мне нужно было время, чтобы выделить эту странную опасность из окружающего нас фона. Но из-за того, что направлена она была не лично на меня, я, видимо, плохо это мог делать.

«Вот и один из минусов моей интуиции, – понял я, – если что-то не касается лично меня, то она работает гораздо хуже».

Однако нужно было что-то решать или делать.

А Эрея никак не могла успокоиться, всё больше распаляясь, выплескивая на Лениавеса накопившиеся страхи. И, как мне кажется, связано это было не только с тем, что я надел ей этот треклятый браслет, но и с тяжёлыми событиями, произошедшими с ней за последние несколько дней. А браслет был лишь катализатором, запустившим реакцию. И теперь нужно понять, как не дать этому моему подарку стать последним в её жизни. Ну и нашей с Лениавесом за компанию.

– Этого уже не скрыть! – всё лилась и лилась из неё река возмущения и обиды. – Раньше это был лишь гипотетический брак, а теперь он взял и надел на меня браслет супруги. И любой мало-мальски подготовленный маг сможет распознать его наличие. Теперь это, – и она вновь потрясла рукой, – сможет увидеть каждый. Да и как он посмел, даже не узнав моего мнения, не спросив разрешения?! Не поинтересовавшись, нужно ли мне это, хочу ли я этого?! Он… Он… Он такой же, как и все! – И Эрея расплакалась. Разревелась, как маленькая беспомощная девочка, сцепив и опустив сжатые в кулачки руки и склонив голову.

Лениавес растерянно смотрел на плачущую девушку, а ко мне наконец пришло понимание происходящего.

«Вот она, – догадался я, – вот причина. Брак. Но даже не совсем он. Её возмутило то, что это посмели сделать без её разрешеия. Никому не интересно мнение маленькой девочки. Вот почему я такой же, как и все прочие. Видимо, уже пытались использовать её как одну из фигур в политических и прочих играх. Ну а что вы хотели, её происхождение к этому обязывает».

И я с сожалением и сочувствием посмотрел на эту молодую и красивую девушку, которую ещё в детстве сделали разменной монетой ради высокой политики и прочих благ, о которых думали её родители. Но которые почему-то забыли, что она всё-таки живой человек – простите, эльфар – и у неё может быть своё собственное мнение. И к их великому удивлению, возможно, даже не всегда совпадающее с целесообразностью и прочими постулатами, которыми пользуются все остальные.

«А ты не такая и принцесса, коль тебя всё ещё волнуют такие вопросы, а не политические выгоды, – с одобрением подумал я. – Мне почему-то нравится, что ты всё ещё простая, нежная, милая, такая красивая и прекрасная, но обычная девушка, хоть и высокородная принцесса».

И, улыбнувшись своим мыслям, я как-то неосознанно развернулся, сделал два тихих шага и нежно, ласково приобнял её со спины.

Сначала она вся напряглась и даже постаралась отстраниться, сделать шаг от меня в направлении корнола. А тот стоял и смотрел на это, удивлённо раскрыв глаза. Но я всё так же ласково, стараясь не слишком давить на неё, развернул Эрею к себе и погладил по нежным шелковистым волосам.

– Не плачь. Я с тобой, – произнёс я. – Всё будет хорошо.

Казалось бы, это были простые и обычные слова. При этом сказанные на русском языке, который не могли здесь знать и понять. Но они помогли.

Эрея расслабила и опустила напряжённо сжатые кулачки, упёртые мне в грудь. А ведь я даже и не заметил, что они там были. Потом, тихонько всхлипывая, прижалась ко мне и положила свою голову на моё плечо. И я почувствовал, как её влажная щека коснулась моей шеи.

– Тихо, – прошептал я, продолжая гладить её по голове, боясь шевельнуться, чтобы не спугнуть это мгновение.

И Эрея постепенно стала успокаиваться.