– Ты не ответил. Почему ты вообще уехал?

– Я не могу рассказывать об этом, Син.

И, опережая ее следующий вопрос, добавил:

– Не шучу. Это действительно конфиденциальная информация. И я не могу тебе рассказать, почему я вернулся. Однако сейчас я намерен все сделать как надо. Я сделаю тебе доверенность на все, на все мои счета. Ты не останешься без гроша в кармане, обещаю.

Ее брови сошлись на переносице:

– Ты что, опять уезжаешь?

Что же ей ответить? А ведь он и вправду не знал. Фрэнсис, конечно, был уверен, что РОСА без талантов Джастина не справиться, однако Магнус прав: если с записью поработали, таланты станут бесполезны. А если он за четыре недели не выдаст результат, все станет совсем плохо. Тем не менее Джастин сумел улыбнуться и отхлебнуть вина:

– Конечно, нет.

В голове у него фыркнул Гораций: «Не давай обещаний, которые не сможешь сдержать».

Преторианцы никогда не спят. Мэй чувствовала себя эмоционально опустошенной, пока ехала обратно в город. Во время краткого визита к Марчам она не знала, плакать или смеяться, а ведь наверняка самая драма развернется там после ее ухода.

Однако семейные разборки Марчей занимали ее не так сильно, как собственные проблемы. Точнее, одна огромная проблема. Джастин. Сердце сжималось и проваливалось вниз всякий раз, когда она возвращалась в воспоминаниях к тому злосчастному мгновению. Она входит в номер Корнелии и понимает, что ее роскошный, ни на кого не похожий любовник – парень, зарабатывающий подглядыванием за чужими мыслями и затаскиванием женщин в постель. Колоссальным усилием воли она заставила себя успокоиться и внимательно слушать, но…

Оставалась призрачная надежда на то, что он рассыплется в уверениях: мол, ночь была незабываемой и все такое прочее, но он – не рассыпался. Напротив, повел себя так, что сразу стало ясно: Корнелия права. Он высокомерен и ни во что не ставит женщин. Мэй считала, что переросла семейные предрассудки, но тут обнаружила, что с молоком матери всосала мысль о превосходстве нордлингов. Ее с детства окружала атмосфера обожания, ей постоянно твердили, что она не такая, как все. Теперь-то она знала, что это обычное патрицианское высокомерие. Однако она привыкла, что мужчины вокруг нее увиваются – и вот результат. Ею просто грубо воспользовались, а она даже не заметила. Она считала, что научилась вычислять манипуляторов – но нет, не научилась.

«А ведь он казался таким искренним», – тоскливо подумалось ей. Он флиртовал, однако за всем этим она разглядела неподдельную боль и такую же, как в ней самой, тоску. Или не такую? И она ошиблась? Неужели все это было лишь маской, спектаклем? Уязвленная гордость дала о себе знать – и она ответила ему с холодным презрением юной воспитанницы касты. Но они ругались – а ее тело не ссорилось и тянуло к нему. Гнев мог в считаные секунды обернуться страстью.

Недозволенная слабость. Лучше всего – просто забыть его и ту ночь. У нее есть задание – дурацкое, странное, совсем не похожее на обычное боевое. Но все равно, нужно сосредоточиться именно на нем.

С этими убийствами не так-то все просто. Да, в новостях о них раструбили на всю страну, однако чего-то недоговаривали. Что-то страшное и важное, о чем знали Джастин, Корнелия и Фрэнсис. Но что бы это могло быть? Факты говорили сами за себя. Вполне возможно, убийства носили ритуальный характер, поэтому ими должен заниматься отдел служителей. У них свой подход, особый угол зрения – они смогут оценить потенциальные религиозные мотивы преступления. А если убийства – дело рук фанатика-маньяка, ее присутствие более чем необходимо из соображений безопасности.

И они высоко ценили способности Джастина – Фрэнсис Кайл был от него без ума. Он бы еще автограф попросил. И она его почти понимала. Джастин анализировал запись, суммировал факты, и это завораживало. Куда девался нагловатый повеса? Она увидела следователя, сосредоточенного на фактах и уликах. Вот почему он считался номером один среди служителей. Это признавали и Фрэнсис, и – хоть и неохотно – Корнелия.

Мэй очнулась от размышлений: поезд подъезжал к ее остановке, к театральному району города. Здесь кипела ночная жизнь – не то что в вымершем в темноте предместье. Сияли уличные фонари, смигивающие отблески рекламы на огромных экранах расцвечивали ночь яркими огоньками, изгоняли ночную тьму. День был будний, однако на улицах толпились люди – театралы, завсегдатаи клубов и ресторанов. Мэй решительно продвигалась вперед к цели. Перешла улицу по надземному переходу, прошла несколько кварталов и оказалась перед баром, чей витринный экран сообщал, что коктейль дня сегодня – лавандовое мартини.

В подземке она прикидывалась, что решает какие-то деловые вопросы, уткнувшись в эго, а на самом деле договаривалась о встрече. Глаза ее быстро привыкли к царящей внутри темноте – верхнее освещение отсутствовало. Только стойка и столы подсвечивались красным. В этих призрачных отсветах гламурные посетители гордо восседали за высокими стеклянными столиками, болтали и придирчиво оглядывали входящих. И других посмотреть, и себя показать – для этого и существовали подобные места. Бармены суетились и готовили напитки – как это не похоже на Панаму и на то жалкое заведение с древней барной машиной… Некогда автоматический заказ был популярен и здесь, в РОСА, однако сейчас в моду снова вошли «живые люди».