любому, кто приведет его к сиру Кварлу Корри или же доставит убийцу ради отцовского возмездия.

Но даже сие не положило предел потрясениям, отметившим тот страшный год. Следующее случилось в Высоком Приливе после похорон сира Лейнора, когда король и двор (многие верхом на своих драконах), прибыли на Дрифтмарк к погребальному костру. (Септон Юстас писал, что Дрифтмарк стал новой Валирией – столь много драконов там собралось.)

Детская жестокость известна всем. Принцу Эйгону Таргариену сравнялось тринадцать, принцессе Хелейне двенадцать, принцу Эймонду десять, а принцу Дейрону шесть. И Эйгон, и Хелейна были драконьими всадниками. Хелейна ныне летала на Пламенной Мечте, некогда носившей Рейну, «черную невесту» Мейгора Жестокого, а юного Солнечного Огня, которым владел брат ее Эйгон, называли наипрекраснейшим из драконов, когда-либо виденных на земле. Даже у Дейрона была красивая синяя драконица по имени Тессарион, хотя всадником он еще не стал. Только средний сын, принц Эймонд, оставался без дракона, но его милость надеялся исправить сие и высказал мнение, что после похорон двор мог бы, пожалуй, погостить на Драконьем Камне. Под Драконьей горой возможно отыскать и обилие драконьих яиц, и нескольких детенышей – принцу Эймонду будет из чего выбрать, «если отрок достаточно храбр».

Даже в десять лет Эймонд Таргариен не испытывал недостатка в храбрости. Уязвленный насмешкой короля, он решил не ждать до Драконьего Камня. Зачем ему какой-то жалкий детеныш или какое-то дурацкое яйцо?

Прямо здесь, в Высоком Приливе, имелся достойный его дракон – Вхагар, наистарейшая, наивеличайшая и наиужаснейшая драконица в мире.

Даже для отпрыска дома Таргариенов опасно подходить к чужому дракону, особливо к старому, злобному зверю, недавно потерявшему свою всадницу. Эймонд сознавал, что отец и мать никогда не позволят ему приблизиться к Вхагар. Посему он позаботился, дабы родители ничего не узнали, выскользнув из своей постели на рассвете, пока они еще спали, и пробравшись в большой наружный двор, где кормили и содержали Вхагар и прочих драконов. Принц надеялся тайком оседлать Вхагар, но, когда он подкрадывался к ней, прозвучал мальчишеский голос: «Эй, держись от нее подальше!»

Голос принадлежал самому младшему из его единокровных племянников, трехлетнему Джоффри Велариону. Джофф, всегда встававший рано, выбрался из постели, дабы повидать своего юного дракона Тираксеса. Испугавшись, что мальчик поднимет тревогу, принц Эймонд шлепнул его, прикрикнул, дабы тот не шумел, а затем пихнул в кучу драконьих испражнений. Джоффри заплакал, а Эймонд стремглав бросился к Вхагар и забрался ей на спину. Как позже признавался принц, он столь сильно боялся быть пойманным – даже забыл испугаться, что его могут живьем изжарить и съесть.

Назовите сие храбростью, назовите сие безумием, назовите сие удачей, волей богов или прихотью драконов. Кто может познать разум такого зверя? Лишь сие нам ведомо: Вхагар взревела, рывком поднялась, яростно встряхнулась... затем разорвала свои цепи и взлетела. И мальчик-принц Эймонд Таргариен стал драконьим всадником, дважды облетев вокруг башен Высокого Прилива, прежде чем вновь спуститься.

Но, когда он приземлился, его ждали сыновья Рейниры.

После того, как Эймонд поднялся в небо, Джоффри побежал за своими братьями, и оба, Джейс и Люк, откликнулись на его зов. Принцы-Веларионы были младше – Джейсу шесть лет, Люку пять, Джоффу три, – но их было трое, и они вооружились деревянными мечами со двора для воинских занятий. Теперь они в бешенстве набросились на Эймонда. Отбиваясь, тот ударом кулака сломал нос Люку, затем поверг на колени Джейса, хрястнув его по затылку вырванным из рук Джоффа мечом. Когда мальчишки, окровавленные и в синяках, отползли от принца, он начал глумиться над ними, называя их Стронгами. Джейс, уже достаточно взрослый, дабы понять оскорбление, вновь налетел на Эймонда, но старший мальчик принялся жестоко его избивать... кончилось тем, что Люк, пришедший на подмогу брату, вытащил кинжал и полоснул Эймонда по лицу, выколов ему правый глаз. Когда явились конюхи, дабы разнять драчунов, принц извивался на земле, стеная от боли, а Вхагар ревела.

Позднее король Визерис попытался установить мир, повелев каждому из мальчиков принести своим супротивникам надлежащие извинения, однако же матерей их сии любезности не ублаготворили. Королева Алисента потребовала, дабы Люку тоже выкололи глаз – за глаз, которого он лишил Эймонда. Рейнира ни о чем подобном и слышать не желала, но настаивала, что принца Эймонда надобно допрашивать «с тщанием», пока он не откроет, где услышал, что сыновей ее зовут «Стронгами». Ведь именовать их так, безусловно, равносильно утверждению, что они бастарды, не имеющие прав наследования... а сама она повинна в государственной измене. Под нажимом короля принц Эймонд сознался – о том, что они Стронги, ему поведал брат его Эйгон; и молвил-то принц Эйгон всего лишь: «Каждому ведомо. Только взгляни на них».

В конце концов король Визерис прекратил расспросы, объявив, что более слушать не намерен. Глаз никому выкалывать не будут, приговорил он... но если кто-либо, «будь то муж, или жена, или дитя, благородного ли, простого ли, королевского ли происхождения», вновь назовет его внуков глумливо «Стронгами», тому вырвут язык раскаленными клещами. Затем его милость повелел жене и дочери облобызать друг друга и обменяться торжественными уверениями в любви и приязни, но их неискренние улыбки и пустые слова никого, кроме короля, не ввели в заблуждение. Что касается мальчиков, принц Эймонд говаривал позже, что потерял в тот день глаз, но обрел дракона, и почитает сие честным обменом.

Желая пресечь дальнейшие распри и положить конец сим «гнусным слухам и низкой клевете», король Визерис помимо того распорядился, дабы королева Алисента и ее сыновья возвратились с ним ко двору, а принцесса Рейнира с сыновьями не покидала пределов Драконьего Камня. Охраной ей отныне будет служить сир Эррик Каргилл из Королевской гвардии, а Костолом вернется в Харренхолл.

Как пишет септон Юстас, решения сии никого не обрадовали. Грибок же возражает: по крайней мере одного человека королевские указы привели в восторг, ведь Драконий Камень и Дрифтмарк лежат совсем недалеко друг от друга, и приближенность сия предоставляла Деймону Таргариену обширную