Фунт сморгнул, стряхивая с ресниц пот, и с удивлением попытался понять, каким образом такая легкая работа вдруг обернулась сущим наказанием.
– На колени, Гаррик.
– Ну уж нет. Нет такого человека, перед которым я преклоню колени.
Персивал задергался, тщетно пытаясь избавиться от пригвоздивших его ножей.
– Да стреляй же, Фунт! Жми на чертов курок.
– Слабак, – сказал Гаррик насмешливо. – Трус.
Фунт выстрелил. Струйка голубого дымка взвилась над отверстием ствола, оглушительный грохот прокатился по театру, и верхняя часть туловища Гаррика на мгновение словно окуталась облаком.
Когда дым рассеялся, Гаррик стоял на том же месте, целый и невредимый, и без заметных изменений в своем облике… кроме разве следов крови на зубах и с зажатой в них пулей.
– Господи помилуй, – просипел Фунт. – Он поймал пулю. Да он не человек вовсе…
– Стреляй снова, дубина! – заорал Персивал. – У тебя же револьвер в руках!
– У тебя был всего один шанс, – процедил Гаррик сквозь зубы. – Нет, теперь ты стой. Сейчас мой выстрел.
Фунт настолько растерялся, что его ноги намертво застыли на месте, а по обветренным щекам покатились слезы.
– Но у тебя же нет пистолета.
Гаррик поднес сложенные пальцы ко рту и подышал на них, словно разогревая, а затем бросил пулю с такой силой, что она пробила Фунту лоб. Тот рухнул на подмостки там же, где стоял.
Тут-то Персивалу стало ясно, в какой трясине он увяз.
– Прошу вас, мистер. У нас в карманах полно денег. Заберите их и отпустите меня. Я следующим же судном уплыву в Америку, и вы меня больше не увидите.
Но в глазах Гаррика не было милосердия.
– Мне нужно имя человека, который послал вас ко мне.
Персивал скрипнул зубами.
– Не могу. Я дал клятву.
– Ага… значит, клятву, – проговорил Гаррик, подходя все ближе к мишени. – Это само по себе говорит о многом.
– Больше я ничего не скажу, – упрямо заявил Персивал. – Делай со мной что хочешь, дьявол проклятый.
– Это, сэр, звучит прямо как приглашение, – сказал Гаррик, извлекая один за другим ножи, пригвоздившие Персивала к мишени. – Возможно, вы слышали, что некогда я был весьма известным иллюзионистом. Публика знала меня как Великого Ломбарди, но позже молва наградила меня другим именем.
Гаррик умолк, и Персивал не сдержался:
– Каким именем? Бога ради, хватит играть со мной.
Гаррик сорвал покрывало с похожего на гроб ящика в задней части сцены.
– Меня называли… Красная Перчатка.
Персивал закатил глаза и лишился чувств, тяжело обвиснув на еще торчавших из мишени большом мясницком ноже и стилете.
– Вижу, ты слышал эту легенду, – проговорил Гаррик, выдергивая оставшиеся клинки.
Персивал очнулся крепко связанный, с торчащими из отверстия в конце ящика голыми ногами.
Над ним склонился Гаррик: теперь он был одет в парадный фрак с белой манишкой, с шелковым цилиндром на голове и в перчатках – одна белая, другая красная.
– Это мой самый знаменитый фокус, – сказал он. – И самое досадное, что именно он был фатальным образом искажен.
– Искажен? – переспросил Персивал, пытаясь разогнать туман в голове. – Разве это не означает «пошел неправильно», сэр?
– О, совершенно верно. А известно ли тебе, что означает фатально?
Персивал порылся в своем словарном запасе, который насчитывал едва ли больше двухсот слов, по большей части связанных с едой.
– Это означает «смертельно»… то есть кто-то был убит?
– А вы более эрудированы, чем кажетесь, мистер?..
– Персивал, босс.
– Персивал. Хорошее, добротное валлийское имя.
– Верно, сэр, валлийское. Может, у вас есть родня в Уэльсе, сэр, и вы меня отпустите?
Гаррик проигнорировал вопрос, театральным жестом вынув из-за спины длинный и широкий клинок с деревянной рукоятью.
– Это главный ключ ко всему фокусу, Персивал: клинок. Публика предполагает, что он фальшивый, но, уверяю вас, он выкован из превосходной стали и
