Вся история завершилась трагедией в третье воскресенье июня, во время утреннего выступления. Готовясь вонзить стальные сабли в щели реквизитного «саркофага» в фокусе с распиливанием, он заметил, что взгляд Сабины направлен куда-то вверх, на проходящие над сценой мостки. К удивлению иллюзиониста, паршивка даже послала в небо воздушный поцелуй. Гаррик наклонился ближе, чтобы сделать ассистентке строгий выговор, и, не веря своим глазам, увидел в глазах любимой отражение сидящего наверху соперника.
Гаррика охватила безумная ярость, и он вонзил центральный клинок в щель, не повернув рукоятки. Это означало, что у Сабины не было ни единого шанса увернуться от острого сабельного лезвия.
Ярость Гаррика тут же сменилась холодным удовлетворением. Махнув Моргамильтону окровавленной перчаткой, он метнулся с подмостков за кулисы, а оттуда через заднюю дверь выскочил на улицу и растворился в ночи. С тех пор он никогда не возвращался в Адельфи, хотя суеверный театральный люд не раз клялся, что смертельно опасный призрак по прозвищу Красная Перчатка все еще бродит по театру, выискивая человека, который наставил ему рога.
Наказания за это убийство Альберт Гаррик так и не понес, потому что, по иронии судьбы, вскоре его обвинили в преступлении меньшей тяжести. Два дня спустя оставшийся без крова и ангажемента фокусник напал на своего молодого соперника возле театра «Ковент-Гарден» и избил его до полусмерти. Приговор суда оставил ему выбор: длительное заключение в Ньюгейтской тюрьме или отправка в составе королевских войск в Афганистан, куда поезд отбывал тем же вечером. Гаррик выбрал последний вариант, и к закату его впихнули в набитый солдатами вагон, отправляющийся в Дувр. Никто так и не догадался, что шляпа Великого Ломбарди плотно сидела на голове того же Альберта Гаррика. В Афганистан он прибыл как раз к моменту знаменитой Кандагарской битвы, где успел покрыть себя кровавой славой. После этого ему был пожалован чин офицера, и он мог бы сделать себе карьеру в армии, но Гаррик рассудил, что заработает больше, если будет действовать сам по себе.
– Сабина, – пробормотал Гаррик про себя, почти в полусне. – Райли.
Гаррик был в «Ориенте» не один. На самом деле, здесь уже пару дней дежурила компания весьма сомнительных личностей, терпеливо поджидающих возвращения Гаррика с задания на Бэдфорд-сквер. Это были не обычные проходимцы-соглядатаи, а троица прожженных головорезов, тщательно отобранных для выполнения серьезной работы. Их главарь считал их самыми кровожадными в своей шайке, а потому доверил им это задание, которое изрядно обогатило казну преступного братства.
– Всего одно тело? – спросил мистер Персивал, самый бывалый из троицы, любитель похвастаться тем, что каждое десятилетие своей жизни он отмечал по крайней мере одним убийством на каком-нибудь другом континенте.
– Да, но непростое, – заверил его босс. – Работенка как раз для ваших объединенных талантов. С этим типом держите ухо востро, ребята, и никаких полумер, если не хотите сами заглянуть в пасть Старому Нику. Когда он, дождитесь, пока он уляжется спать, и только тогда принимайтесь за дело. Ждите столько, сколько понадобится. Все ясно?
Головорезы покивали с несколько преувеличенной искренностью, ссыпая в карманы уплаченные авансом гинеи, но как только босс удалился, поздравили друг друга с такой непыльной работой.
– Повезло нам, ребята, – поделился Персивал радостью со своими компаньонами. – К закату этот Гаррик будет валяться с кишками наружу на подмостках того пыльного театра, а мы уже будем уплетать жаркое из баранины в лучшей харчевне по соседству.
И вот теперь Персивал и двое его приятелей вылезли из-за кресел партера в зрительном зале «Ориента» и бочком стали пробираться к боковым проходам. Первый двинулся влево, второй – вправо, а сам Персивал зашагал прямо вперед. Если не считать долгого и скучного ожидания, дело представлялось простым, как медный пенни: пресловутый Гаррик оказался совсем не похож на воплощенную смерть, как предостерегал их босс. Он сам выполз на середину сцены и уселся там, очевидно, чтобы немного соснуть, уронив голову на грудь. Отважная троица решила подкрасться к нему с разных сторон, а затем напасть, обнажив оружие.
Персивал взвесил в руке тяжелый тесак на короткой ручке, который некогда приобрел по случаю в одной лавке в Калифорнии, а потом успешно использовал, чтобы примерно наказать нахального подростка, посмевшего указывать на него пальцем. Второй, которого все знали исключительно под именем Турок, предпочитал орудовать старинным кривым ятаганом, который столетиями хранился в одной семье, пока Турок не решил его присвоить. Третий из их компании, шотландец с необычно короткими ногами, привычно зажал в пальцах остро заточенный крюк для сена, который, без сомнения, повидал на своем веку куда больше окровавленных глазниц, чем тюков с соломой. При себе у шотландца по кличке Фунт был еще и пистолет, однако пули к нему обходились недешево, а если первый выстрел окажется мимо, то это может всполошить жертву, поэтому решено было проделать всю работу без лишнего шума, действуя исключительно холодным оружием.
Упомянутая троица уже не в первый раз отправлялась на дело вместе, так что ее участники успели разработать систему кивков, свистов и прочих сигналов, которые исключали необходимость разговаривать во время работы. Болтливые убийцы в Лондоне обычно не заживались. Персивал считался у них за командира, поэтому остальные ждали его указаний. Дважды ткнув своим тесаком в стороны, он отправил их на фланги, на тот случай, если Гаррик попытается бежать при виде приближающегося Персивала. Но это вряд ли, потому что Персивал издавал шума не больше, чем шелестящая на ветру листва в Гайд-парке. Турок и Фунт уже смирились с фактом, что само убийство, как обычно, будет совершено их предводителем.
Персивал поднялся на мостик и перебрался через оркестровую яму, поигрывая тесаком и предвкушая чвакающий звук, с которым он снесет жертве
