К половине двенадцатого голова раскалывалась, глаза разъезжались. Добравшись до спальни, Джейкоб рухнул в постель, не почистив зубы. Полное изнеможение ощутимо успокоило. Значит, еще не съехал с катушек.
Нестерпимый зуд.
В руках, спине, шее, промежности.
Он скребся как бешеный, но с удвоенной силой зуд перегруппировывался в других частях тела.
Он оглядел себя.
Они.
Повсюду.
Жуки.
Черным шевелящимся панцирем они укрывали все тело, их лапки легонько корябали в пупке и между пальцами ног. Он заколотил себя по груди, и жуки бросились врассыпную, прячась в лобковой поросли, под мышками и между ягодиц, забивались в уши, тоннелями ноздрей протискивались в гортань. Он отбивался, но выходило только хуже. Пронырливые и несметные, невесть откуда бравшиеся, они зарывались в тело и, схоронившись в незримых полостях между кожей и плотью, дыбились живыми бугорками.
Раздирая ногтями кожу, он выскребал их из схронов и вопил, вопил, вопил.
Потом в руке его оказался острый камень, и он стал себя кромсать, целыми лоскутами срезая кожу с голеней, ступней, рук и живота, но зуд не унимался; что угодно, лишь бы от него избавиться; он нацелил острие на себя; через секунду он рыдал сотней искривленных ртов, а жуки проникали в его мозг. Он бился головой о каменную стену, чтобы раскроить череп.
А потом перерезал себе глотку.
Просунув руку в липкое месиво рассеченных жил и сосудов, он сжал в кулаке жучиное полчище, прекрасно сознавая, что убивает себя.
В половине пятого утра Джейкоб, весь в красных следах расчесов, вырвался из хватки сна. Бегом кинулся в ванную и ледяным душем выжег остатки кошмара. Потом, тяжело дыша, по-турецки сидел, мокрый, на коврике. От жуткого озарения потряхивало.
Он что-то пропустил.
Эпоха цифровой фотографии не лимитировала криминалистов в количестве снимков, но в 1988 году их коллегам приходилось учитывать стоимость пленки и ее обработки. Не было стандартных ракурсов, и потому в деле Упыря снимки разнились.
Джейкоб стащил с кровати пропотелые простыни и на матрасе рядами разложил фотографии 8?10. Сравнил. В висках стучало.
Одни снимки поменял местами, другие сдвинул друг к другу.
Его беспокоила Инес Дельгадо.
Зачем тащить ее в спальню, чтобы перерезать горло?
Почему не оставить там, где ее настигла смерть? Как прочие жертвы?
Значит, это не годилось. Значит, убийцы
Иногда они сдвигали мебель.
Иногда нет.
Неизменная деталь – раскинутые ноги. Типичная поза изнасилования.
Всегда синяк на спине.
Джейкоб мысленно проиграл действия убийцы: встать на колени, ухватить жертву за волосы, запрокинуть ей голову, вскинуть нож.
Что он видел?
Джейкоб переворошил снимки, отыскивая средний план в ракурсе от ног жертвы. Пять фотографий дали абсолютно ясную картину, еще четыре – почти ясную.
Девять раз он увидел то, что видел убийца, занося нож.
Девять раз он увидел окно.
В семь утра терпение лопнуло. Джейкоб схватил телефон.
– Давайте установим незыблемые правила, – сказал Фил Людвиг. – Сейчас я сплю.
– Дело важное. Слушайте.
Людвиг выслушал.
– Хм, – сказал он.
– Я пересмотрел все бумаги. Думал, может, кто-нибудь заметил.
Пауза.
– Очевидно, никто, – сказал Людвиг.
