– У него была какая-нибудь версия?
– Насколько я знаю, никакой. По крайней мере, серьезной. Сам я с О’Коннором не говорил. Только читал дело, а он не из тех, кто подгоняет факты под гипотезы. По общему мнению, действовал гастролер, которого толком никто не заприметил. К тому же незадолго до этого взяли Ричарда Рамиреса[25]. Люди мыслят стандартно.
– Что сами скажете?
Людвиг пожал плечами:
– Когда я получил дело, СМИ наперебой трубили о сногсшибательной новинке – базе ДНК. Дескать, вот волшебная палочка, которая раскроет все глухари, пылящиеся в архивах.
– Не раскрыла.
– Ни хрена. Я запрашивал базу, нет ли совпадений. Сначала каждую неделю, потом раз в месяц, потом в годовщины убийств. По новой допросил всех, кто еще был жив. Ничего нового. Никого не арестовали. Никто не мучился виной. Никакого просвета. Начальник мой намекнул, что никто меня не осудит, если я похороню это дело.
– Вы не похоронили.
– Я делал, что мог, стараясь не светиться, – сказал Людвиг. – Потом заболела жена и я откланялся.
– Кто сейчас ведет дело?
– Черт его знает. Наверное, никто. Кому охота связываться? Во-первых, все знают, что его не раскрыть, а во-вторых, придется общаться со мной – занудой, который со скуки всем проест плешь.
– Заманчивая перспектива, – улыбнулся Джейкоб.
– Ко мне уже привыкли. В моем распоряжении вагон времени и безлимитный межгород. Меня считают выжившим из ума козлом, что недалеко от истины.
– Еще с кем-нибудь в полиции стоит переговорить?
– Даже не знаю. Вы же понимаете, как оно все обстоит.
Джейкоб кивнул. Даже самая страшная трагедия потихоньку исчезает с газетных полос, потом из людской памяти и, наконец, из мыслей тех, кто обязан предотвратить ее повторение. Со временем напрочь забытая, она приютится у какого-нибудь Людвига, а сметливые копы станут прятать глаза, подыскивая себе дела попроще и плодотворнее.
А что остается Людвигу, ловцу химеры?
Чужое восхищение.
Чужое сочувствие.
Эхма, лет через тридцать все такими станем.
Людвиг закурил сигару и откинулся на банкетке:
– Момент истины. Какая ваша версия?
– Никакой.
– Будет вам. Не врите вралю. Вы проехали сто двадцать миль не затем, чтобы посмотреть мой катер.
– Поставьте себя на мое место, – сказал Джейкоб. – Что бы вы решили?
– Что бы я решил? Наверное, что жертва – сволочь, которая еще немало чего натворила помимо убийства этих женщин. И, видно, насолила другим сволочам, поскольку сволочи друг с другом хороводятся – сбиваются в стаи и пакостят. Этакая сатанинская лига по боулингу. Бывает, один уронит шар на ногу корешу, а то и разом всей своре, и тогда кореш или же кореша действуют в сволочном стиле: взбеленившись, отрывают ему голову.
– Нравится такая версия?
– Мне нравится тушеное мясо. А версия кажется убедительной.
– Кое-что я от вас утаил, – сказал Джейкоб.
Людвиг невозмутимо перекатил сигару во рту.
– Тот, кто замочил моего подопечного, оставил послание: «Справедливость».
Людвиг молчал.
– Еще раз поставьте себя на мое место. Что скажете?
– Вы хотели об этом умолчать?
– Что теперь скажете?
– Кто-то говорил «так на так».
Джейкоб не ответил.
– Наверное, я бы сделал тот же вывод, что и вы, – вздохнул Людвиг. – Но говорю вам, я знаю всех родственников жертв. Это не они.