или забарахливший кондиционер, он отвечал: «Сию секунду» – и, дав отбой, тотчас набирал соответствующего умельца.

Однако Эйб не преминул все так оформить, что проживание Сэма выглядело не милостыней, а работой, платил номинальное жалованье и отказывался взимать квартплату, уверяя, что она удержана из причитавшейся суммы.

Перед входом в крохотное жилье был типовой бетонированный дворик с парой почерневших пластиковых кресел и столь же неприглядным общепитовским столом. Терракотовая кадка с бесплодной землей пустовала. Задержавшись в этом великолепии, Джейкоб отключил звонок мобильника и достал из кармана замшевую кипу. Задубевший головной убор обрел форму пирожка, поскольку хранился на дне комодного ящика вдвое сложенным. Безуспешно попытавшись разгладить кипу на колене, Джейкоб ее надел и зашпилил. На голове чувствовалось что-то инородное. Наверное, он смахивал на хохлатого попугая.

Сэм не спешил ответить на стук. Забеспокоившись, Джейкоб постучал вновь.

– Иду, иду… (Дверь отворилась.) Доброй субботы.

Отец. Мешковатый серый костюм, белая сорочка, черные мокасины. Огромные солнечные очки с красными стеклами. Перекошенный галстук – узкий конец выглядывал из-под широкого. Ужасно хотелось поправить.

– Извини, что опоздал. Застрял в центре, пробки чудовищные.

– Ничего. Я только что из шула. Входи.

Джейкоб осторожно прошел в гостиную. В башнях из картонных коробок – две в ширину, четыре в высоту – хранилась разнородная библиотека: традиционные еврейские тексты и бесчисленные работы по физике, философии, филологии, астрономии и математике. А еще книги, неортодоксальность которых Джейкоб оценил лишь недавно: классики суфизма и буддизма, христианские мистики и гностики. В третьем классе он шокировал учителя, притащив в школу для доклада «Тибетскую книгу мертвых». Директор ребе Бухбиндер вызвал отца.

Глаза, читавшие подобный вздор, должны ослепнуть.

По дороге домой Джейкоб скорчился на пассажирском сиденье, предвидя взбучку. На светофоре Сэм остановился и взял его за руку.

Не всякий ребе достоин своего звания.

Но он сказал…

Я знаю, что он сказал. Он дурак.

В девять лет подобное откровение шокирует.

Зажегся зеленый. Сэм дал газу.

Нельзя бояться идей, сказал он. Следуй за доводом, куда бы он ни привел.

Лишь через десять лет Джейкоб понял, что отец цитировал Сократа.

Но похоже, чаша весов склонилась в пользу Бухбиндера, ибо Сэм и впрямь стал слепнуть. Началось это вскоре после школьного инцидента. Мутное пятнышко перед глазами постепенно разрасталось, поглощая цвета и очертания. В тусклом освещении Сэм видел лучше и потому завел привычку всегда носить солнечные очки, в гостиной задергивать шторы и пользоваться маломощными лампочками. Только он, ведомый мысленной лоцией, мог уверенно курсировать по своей библиотеке. Зрение вроде бы стабилизировалось, но угроза слепоты сохранялась – болезнь признали хронической, неизлечимой и, что самое приятное, наследственной.

С возрастом Джейкоба ожидал богатый выбор.

Безумие?

Слепота?

Зачем выбирать, если можно заполучить всё?

– Надеюсь, тебя проводили домой, – сказал Джейкоб.

Сэм дернул плечом.

– Ты сам добрался?

– Со мной все хорошо.

– Пап, это небезопасно.

– Ладно, сяду за руль, – невинно сказал Сэм.

– Очень смешно. Пусть Найджел тебя возит.

– Ему и так дел хватает.

Пакет с халой Джейкоб положил на стол под белой клеенкой, сервированный на двоих: бутылка вина, кривые вилки. Принюхиваясь, заглянул в кухню. Иногда отец путал краны на плите.

Горелым не пахло.

Не пахло вообще ничем.

– Абба, ты еду поставил разогреться?