– Его уже нет, – ответил Свалочник, отступая в тень.

На несколько секунд повисла тишина. Глебка несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, затем положил руку на шею старейшины, пытаясь прощупать пульс. Лану стало жаль парнишку, столь острая скорбь читалась в его глазах.

По очереди заговорили «бояре»:

– Последнее слово старейшины – закон. Емельян был хорошим старейшиной.

– Те, кто хотел сбежать – уже сбежал. Остались те, кто готов до конца служить общине. Мы поддержим решение Емельяна. По крайней мере – пока мы воюем с шайнами.

– Глеб, ты слишком молод, чтоб тебя избрали старейшиной. Но ты можешь управлять вече и обращаться к общине с Видного Пня.

– Когда все это закончится… и если община уцелеет, то мы выберем другого старейшину.

Приказчик с полминуты молча глядел на «бояр». Он был одновременно растерян, подавлен и изумлен. В то же время Глебка осознавал, что возлагаемая на него ответственность – это почетная, но непосильная для него ноша.

– Я всего лишь приказчик старейшины, – пролепетал он. – Я отказываюсь от права какого-либо руководства… Ну, какой из меня вождь, мужики? Спиридон? Новик? Дядя Димитрий? Гаврила Никифорович?

– Так-то оно так, – оскалился командир ополчения. – Но помимо тебя Емельян, неизвестно за какие заслуги, выделил еще и чужака. Откажешься ты, не откажется он, и Одинцово окажется под пришлым. Так что, давай ты не будешь усложнять, Глебка. Еще не хватало, чтоб мы сейчас переругались по поводу того, кто будет руководить общиной во время войны.

Лан неожиданно понял, что теперь он оказался в центре внимания. Кроме одинцовских, с немым вопросом в глазах на него уставились также Титан и Свалочник.

– Интересно, что же заставило Емельяна назвать еще и этого?.. – задумчиво пробормотал какой-то «боярин».

– Его зовут Лан, – вставил второй. – Хорошее имя, мирное. Значит – «земля». Для нас, пахарей, земля так же свята, как Дед и Баба.

– Да он собственноручно отправил к духам почти десяток шайнов! Хороший пахарь! Дед не даст соврать, я сам свидетель тому, как он бился! – проговорил Гаврила Никифорович, причем, по его интонациям было трудно понять – хвалит ли он Лана или же наоборот – ворчит. – У этого юноши – талант калечить людей!

– И все же… Почему именно его выбрал Емельян? – продолжал терзаться первый «боярин». – Было не так-то просто заручиться доверием нашего старосты.

– Но, с другой стороны, Емельян разбирался в людях, – вставил второй.

– Лан пришел из Кремля, – сказал Глебка.

– Да ладно! – в один голос изумились Друзья Духов, которые грели уши неподалеку.

Титан фыркнул и высморкался.

– Погодите… Кремль – разве это не сказки? – оторопело вытянул шею один из «бояр».

– Так для вас и водка – это миф, – не удержался от ремарки Титан.

– Гаврила Никифорович! Гаврила Никифорович, разрешите обратиться! – заголосили из облака дыма, отгораживающего терем старейшины от остального общинного поселения.

– Что еще? – обернулся на крик командир ополчения.

Из дыма вышли четверо одинцовских бойцов во главе с уже знакомым Лану лысым седобородым сотником. Мужики несли на старом холщовом полотнище, держа его за края, чье-то тело. Покойник показался Лану излишне хрупким и малорослым для воина. Неужели девушка? А может быть – Мара, которая пробиралась в Одинцово и попала под шальную пулю? Лан, глубоко вздохнув, двинулся с остальными, чтобы посмотреть на ношу ополченцев.

– Пацаненок какой-то… – пожал плечами сотник. И тогда все увидели, что на полотне лежит убитый подросток. Пулеметная пуля разворотила мальчишке нижнюю часть лица, но ее верхняя половина была чиста, не испачкана ни единой капелькой крови. Широко распахнутые карие глаза глядели в ночное небо – такое же темное и тронутое дымкой. Убитый был одет в шайнский доспех, подогнанный под его рост и телосложение.

– Он был вооружен этим, – сотник показал меч с рукоятью, украшенной самоцветами. – Важная птица, небось. Решил доложить старейшине… – он вздохнул, покосившись на тело Емельяна. – Или тому, кто сейчас за него…

Пленный шайн сначала громко всхлипнул, а потом тоскливо заныл на одной ноте, раскачиваясь назад и вперед всем телом, словно полоумный. Все сразу переключили внимание на него.

– Этот хрен знает мальца, – озвучил общую мысль Гаврила Никифорович. – Слышишь, ты – мут чешуйчатоголовый! – обратился он к пленному. – Кто это, а?

– Крысошакалы вы паршивые, – проговорил нараспев, не прекращая раскачиваться, шайн. – Никто не даст больше за ваши шкуры и фенакодусового плевка. Вы убили Золотого Ребенка! – он снова заныл, а потом прокричал, брызжа слюной: – Вы убили золотого сына!

Лан посмотрел на одинцовских, одинцовские – друг на друга, а потом – на Лана и его друзей. Все были в недоумении.